— Ты что-то чувствуешь? — повторил Кирсанов, держа ее за плечи.
Кира посмотрела в глаза Алексею Гавриловичу и покачала головой.
— Все пока свободны, — сказал он, отпуская Киру, и все задвигались, зашумели, вставая с мест.
Кира осталась сидеть. Она боялась потерять сознание. Или… Слишком близко была чужая реальность, пахнувшая котлетами и чужим домом.
Ребята были довольны. Такой вот незапланированный отпуск — всегда приятный сюрприз. Пока математики разберутся, можно спать, смотреть видео, читать, общаться… Да мало ли что можно делать, когда тебе точно не надо лететь сломя голову по снежным заносам к Центру!
Наконец они остались вдвоем. Пустая комната, кое-как стоящая мебель, голоса в коридоре.
— Ты можешь меня успокоить? — спросила Кира негромко. — Есть что-то, что мне надо знать?
Кирсанов вздохнул.
— Я не все сказал о математике.
— Ты ничего не сказал о математике.
— Ну прости, Кира, сказал ровно столько, сколько знаю. Не в этом дело. В Зеро нарисовался твой двойник.
— Теоретический?
— Практический. Про волновую матрицу ты читала, гений-теоретик?
— Читала.
— Так вот, сейчас в Зеро одна-единственная расчетная точка входа — это твой полный дубль. Мы не матрицу искали, а вход, и нашли там тебя.
— Точно?
— До 12 знака после запятой, — кивнул Кирсанов. — Если вообще можно говорить о достоверности теоретических расчетов дублей. Я сегодня на шутки не настроен, Кира, и говорю только то, в чем уверен. Не хотел тебе сообщать, но ты у нас барышня умная, и сама решишь, что с информацией делать.
Бежать, подумала Кира, глядя на то, как Алексей Гаврилович мнется, жует слова, раздумывая, сообщить все или ограничиться сказанным. Бежать туда, где тепло. Где никто не умирает после джампа. Где вообще нет никаких джампов! В нормальный, привычный мир с тремя измерениями! Бежать от этой информации! До чего же это страшно — оказаться вдруг формулой в теоретической выкладке. Какая там у нас вероятность совпадения матриц? Один к 600 миллионам?
— Но и это еще не все, — сказал Кирсанов, наконец-то решившись. — Кира, я не должен тебе ничего говорить, но я не могу… Это как оставить тебя безоружной. Мы входим в зону тройного касания… Зеро, мы и противник.
Кира почему-то не удивилась.
— Когда?
Могла бы и сама догадаться. Портвейн, котлеты, открытая настежь форточка.
— Несколько дней назад.
— Так вот почему не работает математика!
Кирсанов кивнул, щелкнул выключателем на чайнике и посмотрел на Киру холодным безжалостным взглядом профессионала.
— Ничего не сломалось. Просто для переходов она больше не нужна.
От Мишки вкусно пахло зубной пастой и кофе.
Денис крепко прижал сына к груди, но ненадолго — Мишка прилюдных проявлений нежности избегал и, как любой тинейджер, стеснялся «обнимашек» предков, особенно на глазах у всех.
Мимо них катилась на выход вокзальная толпа. Носильщик с кислым лицом бывшего интеллигента грузил давыдовские чемоданы-баулы на тележку.
Картина, корзина, картонка, подумал Денис, поправляя ремень портпледа на плече. Вот только с маленькой собачонкой не задалось.
Морозы и снег до Киева не добрались, хотя в воздухе висела сырость и откровенно пахло близкой безрадостной зимой, которую Давыдову всегда хотелось переждать где-нибудь возле Гибралтара.
В общем, было не то чтобы ужасно холодно, но противно, а непослушный Мишка, как обычно, пижонил в коротком пуховичке и без шапки.
— Лицей мы, значит, прогуливаем?
— Прогуливаем, прогуливаем! — закивал Давыдов-младший. — Мы — умные, нам можно. Мы предка встречаем!
— Предка! — неодобрительно пробурчал Давыдов-старший. — Живое ископаемое приехало!
Мишка ухмыльнулся.
— Не злись, ты не ископаемое! Кофе будешь, па?
— Давай!
Кофе, конечно же, был из Мака, но в связи с обстоятельствами казался небесным нектаром.
Давыдов сейчас не побрезговал бы и колой, которую не употреблял совсем, — ссохшиеся за ночь клетки требовали восстановить солевой баланс.
Он покосился на сына — все-таки неудобно: приехал папка из отпуска, похмельный, с сушняком и термоядерным коньячным выхлопом. Что ребенок подумает?
Давыдов выдохнул в ладонь и тут же понюхал воздух.
Нет, конечно, пахнет, но не так, чтобы очень.
Хотя…
Это была не единственная проблема, которую Денис привез с Арубы, но сыну пока сообщать не обязательно.
Тревога, которая в поезде едва не свела его с ума и усадила за клавиатуру ноута ранним утром, здесь, в Киеве, забилась в угол сознания и все еще раздумывала — устраивать истерику или повременить?
Пока выходило, что повременить.
— Давай я понесу, па… — предложил Мишка, забирая у Давыдова портплед. — Как отдохнули?
— Ну, фотки ты видел?
— Видел, конечно. Красиво.
— Да, — согласился Давыдов. — Почти рай на земле. В следующий раз полетишь с нами.
— Мне лучше до Нью-Йорка! — улыбнулся Давыдов-младший. — А дальше без меня! Трясло сильно?
— Только в полете. Мы о землетрясении узнали из газет.
— А мне бабушки телефон оборвали! Как по телику сообщили, как показали побережье, так у меня началась веселая жизнь! Ты репортажи смотрел?
Денис невольно передернул плечами и сделал еще глоток кофе, отдающего карамелью.