Чужое имя. Тайна королевского приюта для детей

На удивление, эту комиссию возглавила женщина – госпожа Мира Кертис, просветительница и гражданская служащая. Вместо назначения в силу общественных связей члены комиссии были профессиональными медиками, педагогами, гражданскими служащими и священниками. Более половины из них были женщинами. Иными словами, впервые более чем за двести лет традиции госпиталя попали под пристальное изучение женщин.

После того, как король Георг II подписал патент об основании госпиталя для брошенных детей, мнения женщин о детском воспитании практически игнорировались. «Достойные и Высокочтимые Дамы», без которых госпиталь не смог бы существовать и которые подписали первую петицию с обращением к королю позаботиться о найденышах, в итоге оказались обойденными в пользу мужчин-распорядителей. Эти мужчины принялись внедрять «надлежащие методы» детского воспитания без консультации с женщинами и отвергали бесчисленные просьбы о воссоединении, считая свою опеку лучшей, чем могла обеспечить мать ребенка. А в итоге комиссия, состоявшая преимущественно из женщин, наконец перевернула эту темную страницу британской истории.

Масштаб расследования комиссии был широким и не ограничивался госпиталем, но распространялся на приемную опеку, групповые дома и государственную опеку над детьми в целом. Комиссия также рассматривала помощь, оказываемую бездомным детям, инвалидам или вовлеченным в криминальную деятельность.

В сводном резюме работы комиссии, получившем название «Отчет Кертис», звучала особенно жесткая критика в адрес государственной опеки, с обилием примеров, пугающе сходных с описаниями моей матери о распорядке жизни в госпитале. В отчете подвергалась критике процедура приема, часто заставлявшая детей испытывать «горе, страх и растерянность», в том числе требование избавиться от одежды, обязательное купание и облачение в одинаковую форму[88]. Одинаковая форма детей закрепляла клеймо нищеты и подавляла индивидуальность, как было сказано в отчете. Комиссия также отметила, что мало внимания уделялось играм и прогулкам на свежем воздухе и детям разрешалось иметь слишком мало личных вещей или игрушек. Не имея доступа к газетам, карманным деньгам или к элементарной информации о жизни вне учреждения, где они росли, дети часто выходили в жизнь, лишенные основных знаний о сексе и репродуктивном здоровье, либо даже не умели пользоваться деньгами. В результате у них возникали большие затруднения в уходе за собой и тем более в попытках вписаться в общество и адаптироваться к нему.

В отчете говорилось о том, что служебный персонал таких учреждений недостаточно подготовлен либо вообще не имеет подготовки и уделяет мало внимания детям. Хотя многие дети получали адекватную заботу в смысле еды, одежды и проживания, они часто проявляли «желание ласки от незнакомых людей», что составляло «разительный и болезненный контраст по сравнению с поведением нормального ребенка такого же возраста в родительском доме»[89]. Члены комиссии, которые весьма критически относились к предпосылке о том, что девочек следует воспитывать как домашних служанок, отмечали, что «ничто не может оправдать отсутствие заботы, которое часто проявляется в выборе работы, наилучшим образом приспособленной для детей, лишенных нормальной домашней жизни, так как хорошая и увлекательная работа может быть единственным средством компенсации за их утраты»[90]

.

На ста девяноста пяти страницах отчета были перечислены другие проблемы: чрезмерная изоляция, отсутствие интеллектуальной стимуляции, неспособность даже рассмотреть возможность разрешить детям видеться с родственниками, которые «при надлежащем поощрении могут проявить интерес к ним»[91], и, наконец, клеймо бедности и стыда. В общем и целом, все было так, как описывала моя мать, но подробно запротоколировано в хронологическом порядке. Впервые то, что ей довелось пережить в госпитале для брошенных детей, подверглось категорическому и недвусмысленному осуждению.

Выводы комиссии были не менее категоричными. Государственная опека должна быть поэтапно ликвидирована и заменена системой, где детей будут принимать на усыновление или удочерение, растить в частных домах или размещать в небольших группах вместе с другими детьми разного возраста «под опеку профессионально подготовленной и сочувствующей сестры-хозяйки либо приемных матери и отца»[92]. Независимо от обстановки в отчете рекомендовалось, что «каждый осиротевший или брошенный ребенок, попадающий в поле зрения общественной опеки, должен иметь законного попечителя, который будет принимать основные решения в его жизни и нести полную ответственность за его благополучие»[93].