Самым поразительным обстоятельством для меня была дата публикации отчета: март 1945 года. Всего лишь через одиннадцать месяцев после того, как Дороти Сомс покинула госпиталь, двухсотлетняя традиция начала разрушаться. Найденышам впервые разрешили уезжать на каникулы к приемным родителям на срок до трех недель. Новоприбывшие младенцы сохраняли свои имена, и это значило, что им больше не приходилось скрывать их, опасаясь позора. Были предприняты усилия по воссоединению детей и матерей; в «Дейли телеграф» появились призывы к родителям, и был назначен уполномоченный по контакту с матерями, которые хотели увидеть своих детей.
Вскоре ежедневная жизнь госпиталя мало напоминала тот мир, в котором росла моя мать. На работу нанимали опытных учителей, добросердечных и ревностных профессионалов, которые одаривали своих подопечных нежностью и вниманием. Дети, к которым никогда не прикасались, за исключением телесных наказаний, получали объятия, слова поддержки и поцелуи на ночь, когда их укладывали в постель.
Спальни больше не были такими суровыми, так как детям разрешили иметь игрушки и другие принадлежности. В 1949 году строгое разделение полов было отменено, так что мальчики и девочки стали учиться вместе.
Моя мать была чрезвычайно обрадована, когда узнала об изменениях, наступивших в госпитале вскоре после ее отъезда:
«Подарки, которые воспринимаются как должное большинством родителей с детьми, наконец были разрешены и для детей из госпиталя», – заметила она.
Тем не менее перемены продвинулись недостаточно глубоко, чтобы удовлетворить основные потребности детей в понимании современных специалистов, и в 1954 году – через двести пятнадцать лет после издания королевского патента – «Госпиталь для содержания и образования беззащитных и брошенных маленьких детей» закрыл свои двери. В знак окончания эпохи его название было изменено, и принята новая политика с целью «уделять первостепенное внимание созданию домашней атмосферы для детей – разумеется, главным образом через воссоединение с матерями, во-вторых, через усыновление или удочерение, а в-третьих (принципиально), через выбор подходящих приемных родителей»[94]
.В наши дни Корам больше не имеет подопечных на своей территории, но предоставляет ряд непосредственных услуг для уязвимых детей и их семей. Будучи одним из крупнейших независимых агентств по усыновлению и удочерению в Соединенном Королевстве, это благотворительное учреждение способствует примерно каждому десятому усыновлению или удочерению в стране. Но оно рассматривает свою роль в более широком контексте, чем размещение детей в постоянных семьях, и его программы сосредоточены на уходе за детьми с самого раннего возраста. Когда я читала описание предложений Корама – практики раннего психиатрического вмешательства, чтобы помочь детям преодолевать травму, акцент на совместном воспитании братьев и сестер, включение полового образования для детей старшего возраста, – то задавалась вопросом, были ли они включены в программу в результате уроков, извлеченных из истории госпиталя. Но независимо от того, произошло ли это в результате внутреннего развития или трудной работы над ошибками прошлого, загадочное «психологическое лечение», когда-то назначенное моей матери, навсегда осталось в прошлом.
Хотя матери так и не разрешили просмотреть все архивные материалы, описывавшие ее жизнь в госпитале, ее собственные исследования приводили к необычным и удовлетворительным результатам. Когда она прибыла по адресу Брансуик-сквер, 40, то встретилась с Дж. Г. Б. Суинли, директором и секретарем Детского фонда имени Томаса Корама, как называлось это учреждение, пока его название не сократилось до «Корама». Моя мать была очень тронута визитом и заявила, что «впервые официальный представитель госпиталя проявил такое внимание и уважение ко мне».