Чужое имя. Тайна королевского приюта для детей

Прошло более тридцати лет с тех пор, как я обнаружила свою мать в тускло освещенной комнате, заполнявшую страницы блокнота именем, которое теперь знакомо мне, как имя старой подруги. Я обещала Бернис – или Изабель, как я думала о ней, – что мы приедем в гости, и вот уже в третий раз мы с мужем отправились в Англию. На этот раз, когда самолет приближался к лондонскому аэропорту Гатвик, я ощущала спокойствие и некое чувство принадлежности, как будто возвращалась домой.

После быстрой остановки в Кораме и в музее госпиталя, где нас встретили щедрые улыбки и теплые объятия членов персонала, с которыми мы встречались во время предыдущей поездки, мы сели в поезд до Беркхамстеда, чтобы провести вечер с Лидией Кармайкл, главой ассоциации «Олд Корам» и бывшей одноклассницей моей матери.

Когда мы вышли на станции, женщина старше восьмидесяти лет направилась ко мне. Ее глаза оживленно блестели, а щеки разрумянились от холода.

– Должно быть, вы Жюстина! – воскликнула она и обняла меня. – Вы так похожи на вашу мать!

Я улыбнулась, больше не уязвленная этим сравнением и даже испытывая некоторую гордость.

Мы провели остаток дня, гуляя по старой территории госпиталя, расположенной лишь в нескольких минутах от дома Лидии. Лидия объяснила, что она не всегда жила в Беркхамстеде, но, когда появилась возможность, решила вернуться обратно.

Она не возражала против соседства с источником множества болезненных воспоминаний.

– Раньше я стыдилась моего прошлого, – пояснила она. – Мы все были такими. Но теперь я готова кричать об этом с крыши! Я горжусь быть найденышем.

Действительно, она стала местной знаменитостью. Лидия выступала с лекциями для школьных групп и гражданских организаций, делясь историями о прошлом госпиталя со всеми, кто хотел слушать. Она появлялась на телевидении и встречалась с несколькими членами королевской семьи, включая королеву, герцога Эдинбургского, принца Чарльза и герцогиню Кембриджскую[95].

Пока мы гуляли вокруг, Лидия, которая сохранила имя, полученное в госпитале вместо возвращения своего первоначального имени, делилась историями, которые были мне уже хорошо знакомы, – о том, как дети крали морковь в «Саду Победы» и дружно маршировали, когда умерла мисс Вудворд. Лидия показала мне комнату, где они проводили свои полуночные пиршества, их спальню (теперь классную комнату) и кабинет мисс Райт. Но мы решили не спускаться по крутой лестнице, которая вела в бывшее бомбоубежище, остановленные знаком, предупреждавшим об асбестовом загрязнении.

– Это были ужасающие ночи, – вспоминала она, пока мы глядели в мрачный лестничный колодец. – Сплошное безумие, понимаете? Безумие! Нам приходилось так долго идти, чтобы добраться до бомбоубежища. Вой сирен предупреждал о том, что немцы уже близко, но нас сначала заставляли построиться по двое, а потом отводили в туалет! О чем они только думали? Не о нас, это уж точно.

Я спросила, знает ли она, где мисс Райт запирала мою мать. Она не могла вспомнить, но припоминала девочку, которой было велено оставаться в классной комнате в качестве наказания. Сотрудники забыли о ней, и, хотя дверь была не заперта, она оставалась там до следующего утра в страхе, что ее накажут еще строже, если она уйдет. На следующий день ее и впрямь наказали – за то, что она ночевала в классной комнате.

Пока мы с Лидией бродили по коридорам, то время от времени подходили к обрамленным фотографиям найденышей, висевшим на стенах и напоминавшим нынешним ученикам об истории здания. На большинстве фотографий можно было видеть группы одинаково одетых девочек и мальчиков, выстроившихся перед почетными гостями в часовне или сидевших за партами в классных комнатах. На одной были изображены девочки с игрушками.

– Вот она я, – сказала Лидия, когда мы наклонились, чтобы посмотреть ближе. – Знаете, это была всего лишь постановка.

Она объяснила, что большинство фотографий было сделано для публикации в жизнерадостных газетных статьях, превозносивших достоинства госпиталя.

– Они отнимали у нас игрушки сразу же после того, как делали фотографии, – добавила она. – Они даже не позволяли нам сохранять игрушки, вот как плохо это было.

Наша беседа перетекала с одной темы на другую, когда мы проходили комнаты и залы, где когда-то так же ходила моя мать, и время от времени Лидия осведомлялась о подробностях моего проекта. Теперь она уже все знала о куче книг с загнутыми страницами и бесчисленных архивных материалах, которые я просматривала. Мое эмоциональное путешествие привело меня в эти стены.

Когда мы спускались по лестнице, я легко проводила рукой по гладким перилам, где найденыши когда-то рисковали поркой ради удовольствия съехать вниз по скользкому дереву. Лидия остановилась и посмотрела на меня.

– Ваша мать была бы очень рада знать, что вы приехали сюда, – сказала она. – Это бы многое значило для нее.