– Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты – человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, как ходить по воде?
– Нет, – ответил пловец. – У меня нет секрета. От рождения – это у меня привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая ей ничего от себя. Вот почему я и хожу по воде.
– Что означает «от рождения – это привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба»? – спросил Конфуций.
– Я родился среди холмов и удовлетворен жизнью среди холмов – такова привычка; вырос на воде и удовлетворен жизнью на воде – таков характер; это происходит само по себе, и я не знаю почему – такова судьба.
Плотник Счастливый вырезал из дерева раму для колоколов. Любовавшиеся рамой поражались его искусству, будто сделали ее духи или боги.
Увидел раму луский царь и спросил:
– Какой секрет помог тебе ее вырезать?
– Каким секретом могу обладать я, ваш слуга, рабочий человек? И все же был один. Я, ваш слуга, задумав вырезать раму для колоколов, не смел напрасно расходовать свой эфир и должен был поститься, чтобы обрести покой. Постился сердцем три дня и уже не смел думать о получении мною, Счастливым, награды – ранга и жалованья; постился пять дней и уже не смел думать о хвале и хуле, удаче или неудаче; постился семь дней и вдруг забыл о самом себе, своем теле, руках и ногах. И не стало для меня ни царского двора, ни того, что отвлекало и смущало, исчезло все внешнее. И тогда я отправился в горы, в леса, приглядываясь к природному характеру деревьев. И в лучшем по форме и сущности дереве передо мной предстала воочию рама музыкального инструмента. Иначе пришлось бы от замысла отказаться. И тут я приложил руки, естественное во мне соединилось с естественным в дереве, и музыкальный инструмент был создан сосредоточием жизненной силы. Вот он!
Просо из Восточной Степи представился Достойнейшему как колесничий[149]
. Он ездил вперед и назад точно по отвесу, делал повороты направо и налево точно по циркулю. Достойнейший подумал, что в красоте линий у него нет погрешностей, и велел ему вернуться, проделав сотню поворотов.Янь Врата Бытия, повстречавшись с колесницей, явился к царю и сказал:
– Просо скоро загонит коней.
Царь промолчал.
Но вскоре колесничий вернулся, действительно загнав коней.
– Как ты это узнал? – спросил царь.
– Кони уже обессилели, а он все их понукал, – ответил Янь. – Поэтому я и сказал, что загонит.
Искусный Молот чертил круги и квадраты точнее, чем с циркулем и наугольником. Вещи изменялись, как в природе, вместе с движением его пальцев, а его мысль на них не задерживалась. Поэтому его разум оставался целостным и не знал пут. Он забывал о своих ногах, лишь бы обувь впору; забывал о пояснице, лишь бы удобный пояс; в знаниях забывал об истинном и ложном, лишь бы были по сердцу. Не изменялся внутренне, не следовал за внешним, сообразуясь с каждым случаем. Начал сообразовываться, и, всегда со всем сообразуясь, он забыл о сообразности своего пристрастия к сообразности.
Сунь Изгой подошел к воротам учителя Бяня Счастливого и, смущенно вздыхая, сказал:
– Я, Изгой, жил в селении, и не случалось, чтобы меня назвали ленивым; не случалось, чтобы в опасный момент меня назвали трусливым. Но вот на полях не было урожая, а на службе царю я не встретил удачи. Меня изгнали из селения, из области. Но в чем мое преступление? О, Небо! За что мне досталась судьба Изгоя!
– Разве ты не слышал о поведении настоящего человека? – сказал Бянь Счастливый. – Он забывает о своей смелости, забывает о зрении и слухе, бесцельно блуждает за пределами мирской пыли, в беспредельном, не занимаясь делами. Это называется действовать, но не настаивать; быть старшим, но не управлять. А ты ныне приукрашиваешь свои познания, чтобы удивить невежд; очищаешься сам, чтобы осветить грязь других; сверкаешь, будто поднимаешь солнце и луну. Ведь в сравнении со многими людьми: глухими, слепыми, хромыми, безвременно погибшими – ты обрел целостным свое тело, все его девять отверстий. Это уже счастье! Зачем же попусту ропщешь на Небо? Уходи!
Сунь Изгой удалился, а Бянь вошел в дом, сел, но вскоре взглянул на небо и вздохнул.
– Почему вы, Преждерожденный, вздыхаете? – спросили ученики.
– Недавно приходил Изгой, – ответил Бянь, – и я рассказал ему о свойствах настоящего человека. Боюсь, что напугал его и он впадет в сомнения.
– Нет, – ответили ученики. – В чем ваша вина? Если то, что сказал Изгой, истинно, а то, что сказали вы, Преждерожденный, ложно, то ложное, конечно, не может вызвать сомнений в истинном. Если же то, что сказал Изгой, ложно, а то, что сказали вы, Преждерожденный, истинно, то он, конечно, усомнится и вернется.