Читаем Чжуанцзы полностью

– Нет, – ответил Бянь. – Ведь в старину в окрестностях столицы Лу опустилась птица. Обрадовавшись ей, луский царь велел приготовить жертвенных животных, чтобы ее угостить; исполнить девять тактов мелодии «Великое Цветение», чтобы усладить ее музыкой. Но птица начала грустить, у нее зарябило в глазах, она не могла ни пить, ни есть. Вот что значит кормить птицу тем, чем питаешься сам. Ведь чтобы кормить птицу так, как она кормится сама, нужно предоставить ей гнездиться в глухом лесу, плавать по рекам и озерам, кормиться на приволье, на отмели, и только. Вот и ныне, как мог не испугаться Изгой, человек мало видевший, мало слышавший? Ведь рассказывать ему о свойствах настоящего человека то же самое, что мышей катать в повозке или перепелку веселить барабанной трелью и звоном колоколов.

Глава 20

Дерево на горе

Бродя по склону горы, Чжуанцзы увидел огромное дерево с пышными ветвями и листвой. Лесоруб остановился около дерева, но его не выбрал.

– Почему его не рубишь? – спросил Чжуанцзы.

– Ни на что не годно, – ответил Лесоруб.

– Дерево негодное, а поэтому может дожить до своего естественного конца, – заметил Чжуанцзы, спустился с горы и остановился в доме старого друга.

От радости друг велел мальчишке-рабу зарезать гуся и сварить.

– Разрешите узнать, – спросил мальчишка, – какого из гусей резать: того, который может петь, или того, который не может?

– Режь того, который не может петь, – ответил хозяин.

На другой день ученики спросили Чжуанцзы:

– Дерево на горе, которое вы видели вчера, может дожить до своего естественного конца, так как ни на что не годно. А сегодня смерть грозит гусю хозяина, который ни на что не годен. Как бы вы, Преждерожденный, эту годность определили для себя?

– Я, Чжоу, поместился бы между годным и негодным. Сказав «между годным и негодным», как будто определил, а на самом деле нет. Поэтому неизбежны и затруднения. Но все иначе, если парить и странствовать, оседлав природные свойства. Подобно то дракону, то змее, без славы и хулы, развиваться вместе со временем, не соглашаясь предаться чему-либо одному. То вверху, то внизу, с мерой лишь в гармонии парить и странствовать у предка всей тьмы вещей, как вещь рядом с вещью, а не как вещь для вещи. Откуда же тогда возьмутся затруднения? Таковы были Желтый Предок и Священный Земледелец. Иначе обстоит дело с теми, кто говорит о всей тьме вещей, об отношениях между людьми: единое разделяют, созданное разрушают, честных унижают, почитаемых низвергают, деятельным несут неудачи, добродетельных стремятся перехитрить, бесполезных – обмануть. Разве тогда не обязательны затруднения? Увы! Запомните это, ученики! Вам остается лишь одно – область природных свойств!


Удалец с Юга от Рынка, Обязанный к Черной Работе[150], увиделся с луским царем. Царь Лу выглядел печальным, и Удалец с Юга от Рынка спросил:

– Почему вы, государь, выглядите печальным?

– Я изучал Путь прежних царей, – ответил царь Лу, – совершенствовался в делах предков-правителей, я почитал души предков, уважал добродетельных. Осуществлял это с любовью, беспрерывно и все же не сумел избежать беды. Вот и печалюсь.

– Плохие у вас, государь, средства, избавляющие от беды, – сказал Удалец с Юга от Рынка. – Ведь вот пушистая лисица и пятнистый барс живут на горах, в лесах, залегают в пещерах на отвесных скалах – таков их покой. Ночью охотятся, днем не выходят – таков их запрет. Они сдерживаются и прячутся; несмотря на голод и жажду, все же должны добывать себе пищу вдали от людей на реках и озерах, – таков их закон. И все же не умеют избежать беды – сетей и ловушек. В чем их вина? В том, что беду им приносит собственная шкура. Не представляет ли ныне царство Лу шкуру царя?[151] Мне хочется, чтобы государь содрал с себя эту шкуру, омыл сердце, отказался от страстей и отправился странствовать по безлюдным местам. На юге Юэ есть община, которая называется царством Утвердивших свойства. Народ там прост и невежествен. Люди почти лишены корысти и страстей. Умеют трудиться, но не умеют прятать; дают, не требуя возврата, не ведают ни долга, ни обрядов; действуют бездумно, ступают свободно. При рождении они могут радоваться, при смерти их могут похоронить. Мне хотелось бы, чтобы вы, государь, покинули свое царство, отказались от прошлого и стали действовать, опираясь на Путь.

– Разве сумею? – спросил царь. – Дорога туда далека и опасна, там и горы и реки, а у меня нет ни лодки, ни повозки.

– Не гордитесь телом, не тоскуйте о жилище, пусть станут им для вас лодка и повозка, – ответил Удалец с Юга от Рынка.

– Дорога туда далека и неведома, там нет людей, – сказал царь. – Кто же станет моим соседом? У меня нет зерна, мне нечего будет есть, как же я туда доберусь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Александрийская библиотека

Похожие книги

Большая книга мудрости Востока
Большая книга мудрости Востока

Перед вами «Большая книга мудрости Востока», в которой собраны труды величайших мыслителей.«Книга о пути жизни» Лао-цзы занимает одно из первых мест в мире по числу иностранных переводов. Главные принципы Лао-цзы кажутся парадоксальными, но, вчитавшись, начинаешь понимать, что есть другие способы достижения цели: что можно стать собой, отказавшись от своего частного «я», что можно получить власть, даже не желая ее.«Искусство войны» Сунь-цзы – трактат, посвященный военной политике. Это произведение учит стратегии, тактике, искусству ведения переговоров, самоорганизованности, умению концентрироваться на определенной задаче и успешно ее решать. Идеи Сунь-цзы широко применяются в практике современного менеджмента в Китае, Корее и Японии.Конфуций – великий учитель, который жил две с половиной тысячи лет назад, но его мудрость, записанная его многочисленными учениками, остается истинной и по сей день. Конфуций – политик знал, как сделать общество процветающим, а Конфуций – воспитатель учил тому, как стать хозяином своей судьбы.«Сумерки Дао: культура Китая на пороге Нового времени». В этой книге известный китаевед В.В. Малявин предлагает оригинальный взгляд не только на традиционную культуру Китая, но и на китайскую историю. На примере анализа различных видов искусства в книге выявляется общая основа художественного канона, прослеживается, как соотносятся в китайской традиции культура, природа и человек.

Владимир Вячеславович Малявин , Конфуций , Лао-цзы , Сунь-цзы

Средневековая классическая проза / Прочее / Классическая литература