Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом

– Грустные тексты в веселых песнях – это The Cure, это Joy Division, – говорит Фиск. – Бедняжка Джанет, ей это очень понравилось.

Курту Кобейну эта теория очень нравится.

– Наверное, это правда, – смеется он.

СМИ придавали большое значение тому факту, что Билл Клинтон был первым американским президентом из поколения беби-бумеров, но по большей части игнорировали тот факт, что на тот момент бумеры уже доминировали в американской культуре в течение многих лет – особенно в музыкальном бизнесе. Беби-бумеры контролируют практически все аспекты мейнстримной музыкальной индустрии, руководят подписанием договоров, радиоэфирами, освещением в прессе. Таким образом, идолы беби-бумеров, такие как The Rolling Stones, The Beatles и Боб Дилан, остаются эталонами; все остальное – лишь бледная тень. Бумеры атакуют эфиры классическим роком. И когда людям надоедает слышать Brown Sugar в 3298-й раз, они выбирают «нового» артиста, такого как Black Crowes или Spin Doctors, который с удовольствием следует тем же стандартам бумеров, даже если утверждает, что является «бунтарем».

Но к моменту выхода Nevermind появилась новая большая демографическая группа. Двадцатилетняя молодежь не воспитывалась на Let It Bleed[88]

, The White Album[89]и Blonde on Blonde[90]– это были старички. Некоторые называли их беби-бустерами, но на самом деле их было больше, чем бумеров. И они хотели, чтобы у них была музыка, которую они могли бы назвать своей.

Nevermind появился в нужное время. Это была музыка для совершенно новой группы молодых людей, которых не замечали, игнорировали или к которым относились снисходительно. Как двадцати-с-чем-то-летняя группа Sloan пела в Left of Centre: «I really can’t remember the last time I was the center of the target of pop culture… I’m slightly left of centre/ of the bullseye you’ve created/ It’s sad to know that if you hit me/ it’s because you were not careful» («Я не могу вспомнить, когда в последний раз я был центром мишени поп-культуры… Я немного левее центра/левее от яблочка, которое вы создали/грустно осознавать, что если вы попали в меня/то это только потому, что вы были неосторожны»).

В конечном счете, дело было не столько в том, что Nirvana рассказывали что-то новое о взрослении в Америке, а в том, как они это говорили. Они представляли собой, как сказал критик Los Angeles Times Роберт Хилберн, «пробуждающийся голос нового поколения». У него были самые разные последствия, от потребительского маркетинга до политической демографии. Это также ознаменовало окончательный конец беби-бумеров, гордящихся своей молодостью, как единственных арбитров молодежной культуры. Ответная реакция явно была предсказуема.

Nevermind

полностью оправдывал ожидания и раз и навсегда доказал, что инди-рок полностью ушел в себя и стал далек от объединяющей силы, которой становился рок. Точно так же, как Курт сделал смелый шаг, исследуя свой поп-дар, Nevermind заставил жителей инди-мира задуматься, могут ли они любить музыку, которая нравится всем, и рассмотреть возможность того, что один из них может создать популярную музыку, которая выдержит негласный тест на лояльность инди. Некоторые чувствовали, что простая популярность Nirvana лишает их права голоса.

К тому же это была «альтернативная» музыка, которая могла нравиться и обычным людям. Внезапно альтернативный рок стал не просто вотчиной пресыщенных студентов колледжей – он начал отражать социальные реалии борющейся, меняющейся нации. Nevermind и последовавший за ним феномен фанк-н-ролла (Red Hot Chili Peppers, Fishbone, Faith No More и т. д.), наслаждаясь своим первым цветением, возобновил всеохватывающую силу рока. Поскольку Курт происходил из рабочего класса, успех Nevermind был окончательным выражением популистских идеалов Sub Pop – он заявлял, что группа прибыла из такого неожианного места, как Абердин, а не Сиэтл.

Музыка была не только увлекающей и запоминающейся, но и захватывала дух эпохи. В одной из бесчисленных статей о формирующемся феномене «двадцати с чем-то», вышедшей в декабре 1992 года в журнале Atlantic, был комментарий о том, что «это поколение, точнее, репутация этого поколения – стала для бумеров метафорой потери Америкой цели, разочарования в институтах, отчаяния в отношении культуры и страха за будущее». В условиях сложившейся обстановки неудивительно, что песня, в которой молодой человек кричит от ярости и боли, может стать номером один.