Curadeus. Удивительная история Сэра Андрея Кураева - открытого гея и всемирного короля оперы, бывшего диакона и миссионера

— Кста­ти. Зна­ешь, что бы­ло ска­за­но свя­то­му пре­по­доб­но­му Ио­ан­ну Мно­го­стра­даль­но­му, его­же па­мять во­сем­на­дца­то­го ию­ля, Са­мим Гос­по­дом по­сле то­го, как этот Ио­анн ис­пы­тал силь­ней­шую и ужас­ней­шую блуд­ную брань, вдох­нов­ляе­мую Дья­во­лом? Ко­гда по­сле этой бра­ни Гос­подь явил­ся Ио­ан­ну, тот спро­сил Его: «Гос­по­ди, за­чем ты ос­та­вил ме­ня на жес­то­кое му­че­ние?»; глас же Гос­по­день от­ве­тил ему: «По ме­ре твое­го тер­пе­ния бы­ло это по­сла­но те­бе, чтоб ты, ис­пы­тан­ный ог­нем, стал чист, как зо­ло­то; вы­ше си­лы не до­пус­тит Бог ис­ку­ше­ния че­ло­ве­ку, чтоб не из­не­мог он и не был по­ру­ган лу­ка­вым зме­ем. Но как ра­зум­ный хо­зя­ин по­ру­ча­ет креп­ким и силь­ным ра­бам боль­шую и тя­же­лую ра­бо­ту, а сла­бо­силь­ным и сла­бым — плохую и лег­кую, так по­ни­май и ты о борь­бе с те­лес­ною по­хо­тью». Так-то ча­до! Что ес­ли ты и есть тот са­мый креп­кий и силь­ный раб, ко­то­ро­му, с Божь­ей по­мо­щью, по­силь­ны под­ви­ги, по­доб­ные под­ви­гам свя­той де­ви­цы Ма­ст­ри­дии и свя­то­го Ио­ан­на По­ст­ни­ка?! Ты не за­ду­мы­вал­ся над этим? Что ес­ли твоё па­де­ние — лишь шаг к бу­ду­ще­му вос­ста­нию, по­сле ко­то­ро­го ты бу­дешь у Гос­по­да в ещё боль­шей сла­ве, чем пре­ж­де? Что го­во­рит Пи­са­ние? «Семь раз упа­дет пра­вед­ник, и вста­нет» (Прит.24:16) — вот что!

Ку­ра­ев по-преж­не­му сто­ял по­тря­сен­ный ус­лы­шан­ным и так и не знал, что от­ве­чать стар­цу на по­доб­ные ре­чи. А вся­кий раз, ко­гда ста­рец го­во­рил про то, как сле­ду­ет се­бя бить мо­лот­ком по яй­цам или же за­со­вы­вать се­бе в зад­ни­цу рас­ка­лён­ный па­яль­ник в це­лях борь­бы с де­мо­ном блу­да, Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич впол­не ис­крен­но силь­но мор­щил­ся и кри­вил свой лик. В эти мо­мен­ты он вспо­ми­нал про то, как в его сту­ден­че­ские го­ды пре­по­да­ва­те­ли ка­фед­ры ате­из­ма МГУ рас­ска­зы­ва­ли сту­ден­там про вся­ких по­ло­ум­ных сек­тан­тов-изу­ве­ров. И при вспо­ми­на­нии этих рас­ска­зов Ку­рае­ва по­се­ща­ла мысль о том, что сей­час пе­ред со­бой он ви­дит имен­но та­ко­го изу­ве­ра.

На­ко­нец, ста­рец ре­шил, что ду­хов­ную бе­се­ду с Ку­рае­вым по­ра сво­ра­чи­вать и что на­ста­ло под­хо­дя­щее вре­мя от­пус­тить Ан­д­рею Вя­че­сла­во­ви­чу ис­по­ве­дан­ные им гре­хи.

— Ча­до! — ска­зал отец На­ум. — Окон­чим на этом на­шу бе­се­ду, ибо на неё и так уш­ло очень мно­го вре­ме­ни; и, кро­ме то­го, ме­ня ждут дру­гие стра­ж­ду­щие на­став­ле­ния и по­кая­ния лю­ди. Са­мое вре­мя от­пус­тить те­бе гре­хи. Не вспом­нил ли ты ещё ка­ких-ни­будь гре­хов сво­их за вре­мя на­шей бе­се­ды?

— Нет!

— Ну что же… То­гда са­мое вре­мя для раз­ре­ши­тель­ной мо­лит­вы. Но спер­ва ска­жи, ча­до: го­тов ли ты от все­го серд­ца ис­пол­нить дан­ную мною те­бе епи­ти­мию? Ведь она очень тя­же­лая — бо­лее два­дца­ти пя­ти лет! И тут и су­хо­яде­ние, и по­кло­ны зем­ные! Так что, ча­до, — обе­ща­ешь­ся ли ис­пол­нить всё, что я, твой отец ду­хов­ный, на­ло­жил на те­бя?

— Ей, от­че! — по­ну­рив го­ло­ву, ска­зал Ку­ра­ев. — А ку­да мне де­вать­ся?!

Ста­рец на эти сло­ва улыб­нул­ся и ска­зал:

— Ча­до! А го­то­вил­ся ли ты при­ча­щать­ся се­го­дня?

— Го­то­вил­ся, от­че! Но ведь мне мож­но бу­дет при­час­тить­ся лишь спус­тя мно­го лет… Воз­мож­но, толь­ко лишь пе­ред са­мой смер­тью!

— А вот по­слу­шай ме­ня, ча­до! Ме­ня, твое­го ду­хов­но­го от­ца! За ис­крен­нее и не­ли­це­мер­ное твоё рас­кая­ние, за чис­то­сер­деч­ное ис­по­ве­да­ние всех гре­хов и за пла­мен­ную го­тов­ность ис­пол­нить все на­ло­жен­ные на те­бя епи­ти­мии ны­не я, убо­гий ста­рец На­ум, раз­ре­шу те­бя от тво­их гре­хов безо вся­ких епи­ти­мий!

Тут ста­рец об­хва­тил го­ло­ву Ку­рае­ва свои­ми ру­ка­ми и про­чёл над ним раз­ре­ши­тель­ную мо­лит­ву. Ку­ра­ев опе­шил от та­ко­го по­во­ро­та ве­щей и ска­зал:

— Стар­че! Но то­гда к че­му же все эти ре­чи по епи­ти­мии?

— А для то­го, ча­до, что­бы ты осоз­нал всю тя­жесть гре­хов сво­их и всё то ве­ли­кое ми­ло­сер­дие ма­те­ри-церк­ви, ко­то­рое она яв­ля­ет да­же на са­мых за­ко­ре­не­лых греш­ни­ках! А так­же для то­го, что­бы ты явил ве­ли­кую рев­ность в очи­ще­нии гре­хов сво­их!

Тут Ку­ра­ев вспом­нил, что два гре­ха, за ко­то­рые на не­го бы­ли на­ло­же­ны епи­ти­мии, а имен­но: тво­ре­ние вод­но­го ис­хо­да, пе­ре­се­ка­ясь стру­ей со стру­ей ближ­не­го сво­его, а так­же тво­ре­ние вод­но­го ис­хо­да на вос­ток, бы­ли со­вер­ше­ны им ещё до кре­ще­ния и, сле­до­ва­тель­но, не тре­бо­ва­ли ни по­кая­ния, ни епи­ти­мии. Но по­сколь­ку ста­рец и так не на­ло­жил на не­го ни­ка­кой епи­ти­мии за гре­хи, Ку­ра­ев не стал го­во­рить ему об этом.

— Ну так что, ча­до Ан­д­рее? — спро­сил ста­рец На­ум Ку­рае­ва, пе­ре­бив его раз­мыш­ле­ния. — Раз уж го­то­вил­ся ты се­го­дня к при­час­тию, то иди и при­ча­щай­ся! Вот, в Ус­пен­ском Со­бо­ре позд­няя ли­тур­гия ещё се­го­дня не за­кон­чи­лась! Ещё ус­пе­ешь! Но спер­ва — не­сколь­ко слов про твой уход в мо­на­хи и про мо­на­стырь.