на днях писал Вам. Сейчас строчу (пока отдыхает переписчица, которой диктую роман) вот по какому поводу: Екат<ерина> Отт<овна> пишет, что «Круг» взял… «Тараканий Брод»[592]
. Это, конечно, неправдоподобно. Но боюсь, что они взяли «6 повестей» — это тоже несчастье, т. к. мне придется отобрать у них — я связан здесь с этой книгой. А роман я уже продал.Я Вам послал, кажется, очень печальное письмо. Не обращайте внимания. Теперь снова пью вино и стоек (хотя «Нак<ануне>» продолжает[593]
).Пишите скоре как живете.
Целую Вашу руку
Впервые — Диаспора IV, 552. Подлинник — ФШ, 20.
<Из Берлина в Москву,> 25/11 <1922>
Дорогая Мария Михайловна,
я писал Вам совсем недавно. Написал бы сейчас еще, п<отому> ч<то> очень обрадовался Вашим большим, хорошим письмом, но… еще диктую. Это проклятье. Поэтому ограничиваюсь частью фактической. Посылка АРА послана Вам 19-го августа. На днях Вы ее, вероятно, получите. Книга[594]
выйдет в декабре.Книги вышлю на днях. Скоро выходят (у «Геликона») две прекрасные книги стихов (толстые!) — «Темы и вариации» Пастернака и «Ремесло» Цветаевой.
Адрес Бялика[595]
узнаю и сообщу.Я Вам на днях писал о «Круге», но это Ек<атерина> Отт<овна> спутала. Роман я уже продал и<здательст>ву «Новая Москва». А «6 повестей», если «Круг» захочет взять, пусть сообщат условия (не хочу продешевить!).
Спасибо, милая Мария Михайловна, за ласку и защиту. Меня все изрядно обижают, и я более чем когда-либо чувствителен к ласковости Вашей.
Вы, вероятно, читали новый донос Василевского на меня и пр. Впрочем, я теперь привел себя в порядок и больше не поддаюсь. А вот когда кончу диктовать роман, окончательно повеселею и напишу Вам удивительное письмо!
Почему — обидная фраза о том, что я… смеюсь над Вами? Стыдно! Во всяком случае, менее, чем над собой (вообще же усмешка, не насмешка — дар Хуренито!).
Спасибо еще раз за все, что пишете об Екат. Отт. и Иринке. Скажите, как мне наиболее рационально помочь им (Вещи? Деньги? АРА?). И за все хлопоты — спасибо! Впрочем, знаю, что это лишнее — в Вас более чем товарищеская заботливость — редкая дружба, и за это нельзя «благодарить».
Встретив Веру Инбер, скажите ей, что я нежно помню ее, недавно читал случайно дошедшие до меня «Бренные слова»[596]
и выучил наизусть «Омара»[597], что прошу ее написать мне. (Мы с ней давние друзья.)[598] Где она? И что с ней?Пильн<як> — негодяй! Честное слово! И ничем оправдать его нельзя. А каяться он умеет — все щеки мне облизал (три дня отмывал).
Пастернак здесь. Чудный!
Иду диктовать. Брр!.. Пишите чаще. В общем, я держусь только письмами из России, а то бы совсем пал духом.
Нежно целую Ваши руки
Впервые — Диаспора IV, 553–554. Подлинник — ФШ, 21.
<Из Берлина в Петроград,> 25/11 <1922>
Дорогая моя, спасибо! Сразу два, и это изумительное обжорство — два обеда после месяца без оных. Кстати, ты, кажется, удивилась, что тебе вернули то письмо, но, как это ни горько, русский алфавит экзотичен и невнятен немецким почтальонам. Надо было заменить его латинским — вообще. И тебе в частности, когда пишешь адрес. Впрочем, это задним числом.
Вольфила[599]
привела меня в предельное умиление — я готов был расплакаться или по меньшей мере стать честным. Ведь это ж нечто рассказанное Учителем. Ты знаешь — ты могла бы быть его прекрасной ученицей! То, что он «опасен», — я знал. Но это заметили как будто поздновато: ведь Госиздат купил у меня второе издание, оговорив, что снабдит оное предисловием, которое должны были писать или Бухарин (я хотел), или Покровский[600]. М.б., теперь они передумают (точнее, их). Напиши мне подробно все, что знаешь об изъятии этой книги.Радуюсь, что «6 повестей» дошли до тебя, — почти все экземпляры, посланные другим, были возвращены назад[601]
. Если ты получишь второй экз<емпляр>, передай его «Серапионам». Вчера вечером беседовал с матерью Слонимского[602]. Я их всех заглазно очень люблю, в особенности тех, которые не живописуют истинно русскую деревню и не знаются с Пильняком. В.Б.<Шкловский> очень хвалит Каверина[603], но я его мало знаю. Стихи Тихонова мне нравятся, но в них есть одно плохое: какой-то arriere-gaut акмеизма[604]. После стихов московских — Пастернака или даже Асеева стих (материал) порой пресен. Но думается, он (т. е. Тихонов) еще сильно переменится. С большим нетерпением жду я твоих новых стихов: их очень люблю и чувствую всегда неотъемлемо своим, особо их неуживчивость и горечь.Дошел ли до тебя эпиграф из «6 повестей»[605]
— Овидий о Бессарабии, я (иудей) о России? Это и фабула «Суток»[606], и тема остального. Эпиграфы моего нового романа: 1) уравнение[607], 2) «Цыпленки тоже хочут жить».Сборник в «Геликоне» не выйдет, но шоколад ты получишь. А я разлюбил: объедался месяцами. А помнишь завтраки на Guy de la Brosse[608]
: бананы, petit-beurre («lu»)[609] и голубоглаз<ая> девушка, которую звали Наташей?[610] Еще: чай на улитках?