Дамский негодник

– Потому что я прежде решила отплатить вам добром за добро, – с патетикой воскликнула Куськина, придушивая в объятиях свою несчастную собачонку.

Впрочем, безразличная ко всему собачонка на смертельность объятий не обратила внимания, она мертвецки спала. А вот подремывающая Самсонова мигом проснулась. Она уставилась на Генриетту Карловну и настороженно осведомилась:

– Каким образом вы собираетесь отплатить за мое добро?

Куськина с гордостью возвестила:

– Заметив, что вас интересует гибель Анфисы, я провела тщательное расследование.

– И что же?

– Девчонку убила женщина.

– Женщина?! – поразилась Далила.

Генриетта Карловна погладила собачонку и царственным кивком подтвердила:

– Именно.

– И как же вам удалось это узнать?

– Помните, я вам рассказывала про этот ужасный случай? Ах, я даже краснею, когда говорю про него.

– Про какой, простите, случай вы мне рассказывали, – спросила Самсонова, с трепетом осознавая, что ужасного случая-то как раз и не помнит.

А помнить должна бы: Куськину мать трудно в краску вогнать.

Генриетта Карловна разобиделась.

– Ну, Далила Максимовна, ну как же могли вы забыть? – с укором вопросила она, нервно тиская свою сонную собачонку. – Согласитесь, не каждый день с благородными дамами такие конфузы случаются.

В этом месте собачонка проснулась, с презрением глянула на хозяйку и погрузилась в безразличную дрему опять. Самсонова с трудом скрыла улыбку.

– Не каждый день с благородными дамами конфузы случаются, – на всякий случай подтвердила она, имея надежду в процессе узнать, что за конфуз постиг Генриетту Карловну.

Та же вводить ее в курс дела не спешила: более того, она начала делиться нахлынувшими вдруг впечатлениями.

– Ах, лицо даже горит! До сих пор хожу как в тумане! А как тогда, утром, мне было стыдно! – закатывая глаза, призналась Куськина и страстно чмокнула в закудрявленный лоб свою собачонку. – Стыдно и противно до мозга костей! – неистово заключила она.

Самсоновой, и как «инженеру человеческих душ», и как обычной женщине, стало понятно: вспоминает об этом стыде Куськина с тем озорным удовольствием, с которым приличные дамы совершают постыдное, но очень приятное.

– Так что же с вами случилось? – спросила она, рассчитывая на откровенность, на которую Генриетта Карловна никогда не скупилась.

– Ах, Далила Максимовна, – игриво погрозила пальцем Куськина мать, – вы настоящая женщина!

Самсонова не отпиралась.

– Очень на это надеюсь, – сказала она, – но хотелось бы знать, что дало тому подтверждение. Что навело вас на эту очевидную мысль?

Генриетта Карловна капризно пожаловалась:

– Только настоящая женщина умеет по-дружески мстить. Признайтесь, я вам надоела?

У Самсоновой едва не сорвалось с губ: «Еще как надоели!»

Слава богу, Куськиной было не до нее. Она тут же с укоризной воскликнула:

– Вы хотите заставить меня второй раз рассказать ту гадость, которая со мной приключилась. Это жестоко! – с пафосом заключила она и прозаично добавила: – Но ради вас расскажу.

– Да нет же, я не хочу, – простонала Далила. – Вы можете всего лишь напомнить тот день, когда с вами, простите, приключилась та гадость.

– Гадость приключилась как раз в тот самый день, когда погибла Анфиса, но сразу вам рассказать я не могла. Мы долго не виделись. Не по вашей, не по вашей вине, – торопливо добавила Куськина.

Самсонова в счастье свое не поверила и мысленно поразилась: «Мы с ней долго не виделись? Неужели такое было? Когда? Что-то я не заметила».

Генриетта Карловна между тем со смаком продолжила:

– Но как он меня измотал, негодяй! Как измотал! Бессовестно мной, мерзавец, попользовался!

– Да о ком вы? – удивилась Далила. – Неужели об Изверге? Вы о своем ловеласе соседе?

Генриетта Карловна ошалела:

– Что? Совсем не помните? Ничего?

Впрочем, на смену осуждению явилось сочувствие. Куськина мать посетовала:

– У вас и без меня много дел, я сама виновата, не слишком подробно вам рассказала. Но все же достаточно, чтобы понять. А поняв, вы бы запомнили, – все же не удержалась от упрека она.

«Бог мой, – испугалась Далила, – она мне что-то рассказывала, и наверняка очень подробно. Иначе она не умеет. А я ничего не помню. Как такое возможно? Видимо, это было в тот день, когда мне приснился кошмар с Анфисой. Тогда я была сама не своя и Генриетту не слушала, а она пришла возбужденная. Так что же с ней приключилось?»

Далила с улыбкой заверила:

– Разумеется, я все помню. Разве это можно забыть?

– Ну, слава богу, – с облегчением рявкнула Куськина и с напором добавила: – Но, если вы, конечно, не против, я опять расскажу.

– Разумеется, для этого я здесь и сижу.

Генриетта Карловна затрясла головой:

– Да-да, вы лучший в Питере специалист. А у меня в связи с этим случаем возникли странные ощущения. Хотелось бы в них разобраться.

– Давайте разберемся, – согласилась Далила, приобретая суперрабочий вид.

Она придвинула к себе блокнот, водрузила на нос очки и приготовилась слушать.

Генриетта Карловна вдохновенно открыла рот, но тут же снова его закрыла. У Далилы в глазах появился вопрос, на который Куськина ответила незамедлительно: