– И все же вы покинете наш дом, – подвела итог миссис Эрроупойнт.
– Немедленно, – с поклоном подтвердил Клезмер и вышел из комнаты.
– Мама, пусть между нами не останется неопределенности. Я считаю себя обрученной с герром Клезмером и собираюсь выйти за него замуж, – в свою очередь заключила Кэтрин.
Миссис Эрроупойнт отвернулась и махнула рукой, требуя, чтобы дочь оставила ее.
– Все это замечательно, – заговорил мистер Эрроупойнт, когда Кэтрин ушла. – Но какого черта нам делать со всем этим хозяйством?
– Есть Гарри Брендалл. Он может взять твое имя.
– Гарри Брендалл спустит все сразу, не задумываясь, – заключил мистер Эрроупойнт, зажигая новую сигару.
Таким образом обстояли дела в Кветчем-Холле, когда герр Клезмер выехал оттуда.
Глава V
– Мама, сходи, пожалуйста, в церковь, – распорядилась Гвендолин. – Хочу встретиться с герром Клезмером наедине. (В ответ на ее просьбу он написал, что приедет в одиннадцать.)
– По-моему, это неприлично, – с тревогой возразила миссис Дэвилоу.
– Наши проблемы слишком серьезны, чтобы думать о приличиях. – Гвендолин презрительно пожала плечами. – Они настолько же нелепы, насколько оскорбительны.
– Не возражаешь, если с тобой останется Изабель? Она будет просто сидеть в уголке.
– Нет, это невозможно. Она будет грызть ногти и таращиться на нас, чем вызовет раздражение. Поверь, мама, я должна встретить его одна. Уведи всех в церковь.
Разумеется, Гвендолин настояла на своем решении, уступив лишь в одном: мисс Мерри и две младшие дочери должны были сидеть в столовой у окна, чтобы дом не выглядел необитаемым.
Воскресное утро выдалось восхитительным. Лучи меланхоличного осеннего солнца ложились на пожухлую траву в саду, мягко проникали в окна, отражались на старинной мебели и на зеркале в резной раме. Теплый свет оживлял выцветшую гобеленовую обивку стульев, темные загадочные картины на стенах, старинную фисгармонию, за которой в день приезда в Оффендин Гвендолин развлекалась, представляя святую Цецилию, двери гардероба, где она нашла платье для роли Гермионы. Сейчас это яркое воспоминание заявило о себе особенно настойчиво: разве не тогда Клезмер восхитился красотой ее позы и естественностью выражения? Все, что он сказал, теперь имело для Гвендолин особенную важность: возможно, еще никогда в жизни она не ощущала такой непреодолимой душевной зависимости, такой болезненной потребности услышать мнение другого человека, как в настоящую минуту. Она чувствовала себя способной на все, но все же хотела, чтобы это мнение было подтверждено кем-то другим. Беспокоило Гвендолин только то, что Клезмер очень плохо ее знал, а потому имел недостаточно оснований, чтобы вынести верное суждение.
Чтобы скоротать время, Гвендолин принялась перебирать ноты, но заметив себя в зеркале, отвлеклась на созерцание собственного отражения. Одетая во все черное, без единого украшения, с сияющей белой кожей, оттененной светло-каштановыми волосами и черным воротником платья, она могла бы вдохновить скульптора, задумавшего создать древнеримскую статую из черного, белого и розового мрамора.
– Я по-настоящему красива, – подходя к зеркалу, сказала Гвендолин, но не с восторгом, а с серьезным убеждением. Относительно своей бесспорной красоты она была уверена, однако любила, чтобы и другие это подтверждали.
Долго предаваться размышлениям ей не пришлось. Стук колес, громкий звонок и звук открывающейся двери сообщили, что ожидание не принесло разочарования. Несмотря на уверенность в себе, Гвендолин почувствовала волнение. Клезмер внушал ей ужас, являясь частью того мира, который не зависел от ее желаний. Бедняжка! Эта минута была для Гвендолин более тревожной, чем все время, проведенное с Грандкортом. Тогда решался вопрос, надо ли выходить замуж за этого человека. Сейчас же следовало решить задачу посложнее: нужен ли муж вообще или удастся добиться успеха самостоятельно и удовлетворять безмерное самолюбие, не ограничивая себя путами брака.
Клезмер остановился в дверях гостиной и галантно поклонился. Гвендолин подала ему руку и с необычной серьезностью проговорила:
– Вы очень любезны, герр Клезмер. Благодарю за визит и надеюсь, что не показалась вам излишне самонадеянной.
– Я принял ваше желание как лестный приказ, – ответил Клезмер так же степенно.
Он и в самом деле отложил собственные дела, чтобы сосредоточить внимание на том, о чем хотела побеседовать мисс Харлет, однако после вчерашних событий темперамент его все еще пребывал в состоянии крайнего возбуждения, отчего он говорил резче, чем обычно.
Гвендолин переживала слишком глубокое волнение, чтобы обращать внимание на формальности. Она встала по одну сторону фисгармонии, а Клезмер – по другую, и устремил на нее пугающе пронзительный взгляд. Всякое жеманство казалось неуместным, и Гвендолин сразу перешла к делу.