Даниэль Деронда

Ответить Гвендолин не посмела, однако отвращение ко всему сказанному было столь велико, что необычайно яркий румянец залил не только лицо, но и шею, а через минуту пропал так же внезапно, как и появился. Чуткая добрая Анна взяла ее за руку, а мистер Гаскойн, понимая, как непросто Гвендолин смириться с необходимостью идти в гувернантки, и желая загладить неприятное впечатление, продолжил более жизнерадостным тоном:

– Место представляется мне настолько удачным, что я непременно устроил бы на него Анну, если бы она соответствовала требованиям миссис Момперт. Ты будешь чувствовать себя там как дома и никогда не вспомнишь, что гувернантка. Епископ относится ко мне с неизменным дружелюбием, хотя между нами и возникают небольшие разногласия в религиозных вопросах.

Далее мистер Гаскойн принялся разглагольствовать о взглядах епископа, наполняя рассказ лестным для себя смыслом и воображая, какое впечатление произведут его слова на племянницу. Однако Гвендолин, и без того напуганная открывающейся перспективой, восприняла красивые туманные фразы дядюшки как обжигающий жар расплавленного стекла, и начала отчаянно искать альтернативу.

– Кажется, мама говорила, что было еще какое-то место, – напомнила она с безупречным самообладанием.

– Да, – подтвердил священник откровенно уничижительным тоном. – Но это место в школе. Ты сама понимаешь, что там будет намного труднее и хуже во всех отношениях. К тому же шансы его получить не столь высоки.

– О господи, нет! – воскликнула миссис Гаскойн. – Этот вариант не подходит. Возможно, у тебя не будет даже своей спальни.

Вспомнив о положении гувернанток в школе, где она воспитывалась, Гвендолин была вынуждена признать, что альтернатива еще хуже.

– Когда миссис Момперт намерена со мной встретиться? – уточнила она у дяди.

– Пока неизвестно, но она обещала не рассматривать другие предложения, пока не побеседует с тобой. Твое положение вызвало у нее глубокое сочувствие. Возможно, она будет в Вончестере недели через две. Ну, мне пора идти. Я намерен на чрезвычайно выгодных условиях сдать в аренду часть своей земли.

Пастор вышел из комнаты, нисколько не сомневаясь, что Гвендолин поступит как разумная девушка и смирится с обстоятельствами. Должным образом все объяснив, он вполне логично предполагал должный результат. Пользуясь безусловной властью как дома, так и в приходе, святой отец привык к частым просьбам «поговорить» с упрямыми земляками. Подразумевалось, что слова пастора обладают непреодолимой силой морального воздействия.

– Генри – надежная опора для всех нас, – заключила миссис Гаскойн, как только супруг покинул комнату.

– Так и есть, – сердечно поддержала миссис Дэвилоу. – На мой взгляд, жизнерадостность – великое благо. Как жаль, что я лишена этого качества.

– И Рекс точно такой же, – продолжила миссис Гаскойн. – Какое утешение всем нам доставило его последнее письмо. Я прочитаю небольшой отрывок, – добавила она, доставая из кармана листок, что не на шутку испугало Анну – возможно потому, что она взяла за правило не упоминать о брате в присутствии Гвендолин.

Гордая матушка пробежала глазами письмо, выбирая строки для чтения вслух, однако, судя по всему, обнаружила более прозрачные намеки на недавнее прошлое, чем ей хотелось бы, и убрала его обратно в карман, ограничившись кратким пересказом:

– Рекс пишет, что семейные неприятности заставили его повзрослеть и стать мужчиной; он решил работать как можно упорнее, чтобы получить ученую степень, взять учеников, заняться образованием одного из братьев и добиться всевозможных успехов. Письмо полно шуток – это так на него похоже. Вот например: «Пусть мама припомнит, как дала объявление, что ищет доброго трудолюбивого сына, в то время когда я хотел эмигрировать; теперь я предлагаю на это место себя». С того дня, когда Рекс родился, я ни разу не видела мужа таким растроганным. Да, мальчик помог нам пережить потерю состояния.

Гвендолин отнеслась к известию дружелюбно, улыбнулась Анне и даже фамильярно ущипнула кузину за подбородок, словно говоря: «Ну, теперь-то с тобой все в порядке, правда?» Вообще мисс Харлет не отличалась беспричинной грубостью и не находила эгоистичного удовольствия в оскорблении мужчин, а всего лишь терпеть не могла, когда другие причиняли ей несчастья.