Вскоре Лидия услышала от Лаша об отъезде мисс Харлет и возможном избавлении от опасности, однако письма с известием о том, что угроза не только вернулась, но и стала вполне определенной, не получила. Она по обыкновению написала Грандкорту, но ответа пришлось ждать дольше обычного. Из письма явствовало, что он намерен приехать в Гэдсмер. Миссис Глэшер ожидала его появления и не теряла надежды – разве мы не склонны ждать от других исполнения наших желаний? – что, уязвленный неудачным ухаживанием, он вернется к прежнему намерению жениться на ней.
Грандкорт отправился в Гэдсмер с двумя важными целями: лично сообщить новость о предстоящей женитьбе, чтобы поставить в истории финальную точку, и забрать у Лидии бриллианты своей матушки, которые когда-то давно отдал, желая, чтобы она носила фамильные драгоценности. Бриллианты вовсе не были крупными, но все же стоили несколько тысяч фунтов, а потому Грандкорт испытывал настоятельную потребность получить драгоценности, чтобы впоследствии преподнести жене. Прежде, когда он просил Лидию вернуть бриллианты, чтобы поместить их в банк и тем самым обеспечить сохранность, она невозмутимо и твердо отказывалась, заявляя, что в ее руках они находятся в безопасности, и в конце концов пообещала: «Если когда-нибудь женишься на другой, я сразу все отдам».
В то время Грандкорт не имел причин настаивать, а обычное его стремление показывать власть, разочаровывая людей или внушая им гнев, который они не осмеливались проявить, никогда не проявлял в отношении Лидии. Строгий судья мог бы сказать, что угнетенное положение зависевшей от него женщины служило основанием для торжества мужского самолюбия. Однако в терпении Грандкорта по отношению к миссис Глэшер было и кое-что еще: до сих пор не исчезнувшее ее влияние над ним. Именно это влияние, когда-то придававшее жизни пикантность, ныне отсутствующую снова и снова побуждало его оставаться в плену прошлого, вместо того чтобы шагнуть навстречу будущему, но сейчас жажда новых ощущений победила и настоятельно потребовала действий.
Миссис Глэшер сидела в солнечной комнате, где обычно проводила утренние часы в окружении детей. Большое окно открывало вид на широкую гравийную дорогу и спускавшийся к ручью газон. Повсюду – на невысоком черном комоде, старинном дубовом столе, обитых коричневой кожей креслах – лежали игрушки, книжки и детская одежда: те милые вещицы, на которые со снисходительной улыбкой взирала с портрета изображенная пастелью матушка. Все дети были в сборе. Сидевшие у окна, вокруг Лидии, три девочки являли собой ее миниатюрные копии – темноглазые брюнетки с точеными чертами и ярким румянцем; изящные носики и тонкие изогнутые брови выглядели совершенными, как у крошечных женщин. При этом старшей из сестер едва исполнилось девять лет. Мальчик сидел на ковре в некотором отдалении и, склонив светлую голову над животными из Ноева ковчега, повелительным, угрожающим тоном что-то внушал каждому зверю и время от времени облизывал пятнистых тварей, чтобы выяснить, не слезет ли краска. Мать занималась французским языком со старшей дочкой – Жозефиной, а остальные девочки так смирно и красиво сидели с куклами в руках, что вполне могли бы позировать для окружения Мадонны. Туалет миссис Глэшер отличался особой тщательностью: она каждый день напоминала себе, что Грандкорт может появиться в любую минуту. Несмотря на нервное истощение, профиль сохранил совершенную красоту. Волнистые локоны и четко очерченные брови выразительно оттенялись бархатным платьем бронзового цвета и изысканно гармонировали с золотым колье, много лет назад застегнутым Грандкортом на ее стройной шее. Нельзя сказать, что собственный облик радовал Лидию. При взгляде в зеркало она только и думала: «Как же я постарела!» – но все же старалась сохранить и подчеркнуть остатки былой красоты. Однако дети целовали ее бледные щеки, по-прежнему считали ее самой красивой на свете, и в этой любви сейчас заключался главный смысл ее жизни.
Неожиданно миссис Глэшер отвлеклась от книги Жозефины и прислушалась.
– Тише, дорогая! Кажется, кто-то идет.
Маленький Хенли вскочил.
– Мама, может быть, это мельник с моим осликом?
Не получив ответа, мальчик подошел к матери и настойчиво повторил вопрос. В это время дверь открылась, и слуга объявил о прибытии мистера Грандкорта. Миссис Глэшер в волнении поднялась. Хенли нахмурился, расстроившись, что пришел не мельник, а девочки робко подняли на вошедшего темные глаза. Никто из детей не испытывал особой приязни к этому джентльмену. Больше того, когда гость поцеловал руку миссис Глэшер и хотел погладить Хенли по голове, тот принялся отбиваться. Девочки со смирением вытерпели поцелуи в лоб, но были рады, когда их отправили в сад, где они тут же принялись болтать, танцевать и играть с собаками.
– Откуда ты приехал? – спросила миссис Глэшер, когда Грандкорт снял шляпу и пальто.
– Из Диплоу, – ответил он, сев напротив, но она сразу заметила его пустой, равнодушный взгляд.
– Должно быть, ты устал.