Даниэль Деронда

– Нет, я отдохнул на узловой станции. Путешествия на поезде всегда страшно скучны. Но я успел выпить кофе и покурить.

Грандкорт достал из кармана платок, вытер лицо и, вернув платок на место, сосредоточил взгляд на своих безупречно начищенных ботинках, как будто напротив сидела незнакомка, а не трепещущая женщина, для которой каждый его жест, каждое слово означали надежду или отчаяние. Однако он был сосредоточен на предстоящей беседе, но представьте, насколько разнились чувства погруженной в болезненную зависимость женщины от чувств мужчины, который за прошедшие годы охладел до равнодушного упрямства.

– Я ждала твоего приезда. Писем так давно не было: должно быть, в Гэдсмере недели тянутся дольше, чем в Диплоу, – проговорила миссис Глэшер.

– Да, – протянул Грандкорт, – но ведь перечисленные в банк деньги наверняка получила.

– Да, – коротко подтвердила миссис Глэшер, заметив холодность возлюбленного. Прежде – во всяком случае, так ей казалось – Грандкорт обращал на нее и детей куда больше внимания.

– Да, – повторил он, теребя бакенбарды и по-прежнему не поднимая глаз. – Сейчас время мчится с бешеной скоростью, хотя обычно тянется невыносимо медленно. Тебе известно, как много всего произошло. – Здесь он впервые поднял взгляд.

– Что мне известно? – резко уточнила миссис Глэшер.

Грандкорт выдержал паузу и все так же медленно произнес:

– Что я подумывал о женитьбе. Ты встречалась с мисс Харлет.

– Это она тебе сказала?

Бледные щеки стали еще бледнее – возможно, от яростного блеска глаз.

– Нет, Лаш, – последовал ленивый ответ.

Каждое слово казалось приготовлением к пытке, которой трепещущей жертве было не избежать.

– Боже мой! Скажи прямо, что собираешься на ней жениться! – страстно воскликнула миссис Глэшер, крепко сжав кулаки и пытаясь унять дрожь в коленях.

– Конечно, рано или поздно нечто подобное должно было произойти, Лидия, – ответил Грандкорт.

Пытка началась.

– Но ты не всегда так думал.

– Возможно, нет. Но теперь думаю именно так.

Лидия чувствовала свою беспомощность, но не хотела рыдать и просить: умолять было все равно что пытаться тонкими пальцами открыть накрепко запертую железную дверь. Она не плакала и ничего не говорила, безжалостно подавленная холодным отчаянием. В первые мгновения крушение надежд повергло ее в ужас, но, наконец, она встала и прижалась лбом к холодному стеклу. Игравшие в саду дети решили, что мама их зовет, и выстроились перед окном в преданном ожидании. Словно очнувшись, Лидия знаком отправила их продолжать игру, а сама в полном изнеможении упала в ближайшее кресло.

Грандкорт тоже встал и облокотился на край камина, явно пребывая в раздражении как от самой сцены, так и от того, что никакая власть не могла избавить его от неприятного разговора, однако задача требовала решения, чтобы в будущем поводов для раздражения оказалось как можно меньше.

Миссис Глэшер подняла на него глаза и горько произнесла:

– Все это не имеет для тебя никакого значения. Я и дети всего лишь помеха. Тебе хочется одного: как можно скорее вернуться к мисс Харлет.

– Не усугубляй ситуацию, Лидия. Бесполезно твердить о том, что невозможно изменить. Конечно, мне чертовски неприятно смотреть, как ты делаешь себя несчастной. Я ехал всю ночь, чтобы сообщить то, что тебе придется принять. Я по-прежнему буду поддерживать и тебя, и детей, но на этом конец.

Наступило молчание. Она не осмелилась ответить. Душа этой женщины, остро переживающей за своих детей, была подобна раскаленному железу материнской боли. В эту минуту миссис Глэшер желала только одного: чтобы брак не принес им счастья.

Не дождавшись ответа, Грандкорт продолжил:

– Так будет лучше для тебя. Можешь и дальше оставаться здесь, но я собираюсь вскоре выделить тебе и детям крупную сумму, и тогда где жить решишь сама. Жаловаться не на что. Что бы ни случилось, ты всегда будешь обеспечена. Я не мог предупредить тебя заранее. Все произошло в спешке.

Грандкорт замолчал. Он не ждал благодарности, но полагал, что Лидия может испытывать разумное удовлетворение. Однако она не прореагировала, и после минутной паузы Грандкорт добавил:

– У тебя никогда не было оснований думать, что я жадный. Деньги мне абсолютно безразличны.

– Вот это верно, иначе ты не давал бы их нам, – ответила Лидия с подчеркнутым сарказмом.

– Чертовски несправедливые слова, – оскорбленно заявил Грандкорт и, понизив голос, добавил: – Советую больше никогда их не произносить.

– Иначе накажешь, оставив детей в нищете?

– Об этом не может быть и речи, – так же тихо возразил Грандкорт. – Советую не говорить того, в чем потом можешь раскаяться.

– Я привыкла к раскаянию, – ожесточенно ответила Лидия. – Возможно, ты тоже раскаешься, как уже раскаялся в том, что полюбил меня.

– Подобные речи сделают нашу новую встречу невыносимо трудной. Разве я не остаюсь твоим единственным другом?

– Совершенно верно.