Даниэль Деронда

– В чем-то да. Не понимаю, почему нельзя следовать своему вкусу, как и в других вопросах, или почему старина или новизна сами по себе являются аргументом за или против. Стремление сделать что-то именно так, как это делали предки, похвально, если мы не можем их превзойти. Так мы развиваем в себе чувство привязанности, а привязанность – самая надежная основа добра.

– Вы так считаете? – слегка удивилась Гвендолин. – А мне казалось, что вы больше всего цените идеи, знания, ум.

– Но ценить их есть тоже своего рода привязанность, – ответил Деронда, улыбнувшись неожиданной наивности суждения. – Конечно, если объектом привязанности становятся люди, все происходит иначе; однако если привязанность глубокая, то любой объект – живой или бездушный – ставится полуреальным, полуидеальным.

– Интересно, правильно ли я вас поняла, – проговорила Гвендолин, вскинув голову в прежней дерзкой манере. – Полагаю, у меня немного привязанностей. Возможно, вы скажете, что именно поэтому я вижу не много добра в жизни?

– Сказал бы, если бы поверил вашим словам, – серьезно возразил Деронда.

В этот момент сэр Хьюго и Грандкорт остановились и обернулись.

– Никак не могу добиться от мистера Деронды комплимента, – заявила Гвендолин. – Очень любопытно узнать, способен ли он хотя бы на маленькую лесть.

– Ах! – ответил сэр Хьюго, глядя на Деронду. – Дело в том, что льстить чужой жене бесполезно. В отчаянии мы оставляем попытки. Она до такой степени избалована сладкими речами, что любые слова покажутся безвкусными.

– Совершенно верно, – подтвердила Гвендолин, с улыбкой склонив голову. – Мистер Грандкорт завоевал меня искусно отточенными комплиментами. Любое неуместное слово могло оказаться фатальным.

– Вы слышите? – обратился сэр Хьюго к Грандкорту.

– Да, – подтвердил тот, не изменив выражения лица. – Чертовски трудно соответствовать требованиям.

Сэр Хьюго счел сцену естественной игрой молодоженов, однако Деронду поразила обманчивая двойственность Гвендолин: вызывающая сочувствие, почти детская искренность в следующий момент сменялась гордой скрытностью. Он постарался найти убежище в обществе мисс Джульетты Фенн – молодой леди с таким непривлекательным лицом, что несколько месяцев назад Гвендолин не считала даже возможным ревновать к ней. Тем не менее, когда компания достигла кухни – отлично сохранившейся части старинного здания с глубокими темными нишами в каменных стенах, с огромным очагом, пламя которого играло в начищенной до блеска оловянной, латунной и медной посуде, и высоким сводчатым потолком, под которым звонко раздавались голоса и прочие звуки, – необыкновенная красота пространства не заинтересовала Гвендолин, а подробные объяснения сэра Хьюго показались неуместными, поскольку Деронда оставался в стороне и беседовал с другими дамами. Неважно, что остальные джентльмены воспользовались возможностью и тут же заняли освободившееся место: что за польза от их восхищения, если ее мучило неприятное ощущение умственного превосходства Деронды, рядом с которым она чувствовала себя ничтожеством? Мистер Вандернодт казался особенно невыносимым, настойчиво рассказывая о кухне лорда Блоу.

– Пожалуйста, не заставляйте нас осматривать две кухни сразу! От этого становится вдвое жарче! Я должна немедленно выйти! – не вытерпев, воскликнула Гвендолин и решительно ретировалась на свежий воздух.

Грандкорт уже стоял во дворе, и как только жена подошла, проговорил:

– Я пытался понять, сколько ты еще собираешься торчать в этом проклятом месте.

Посмотрев, приближаются ли остальные, Гвендолин ответила:

– В верхней одежде действительно было слишком жарко.