Даниэль Деронда

С детских лет, когда пытался раскрыть тайну своего рождения, Даниэль никогда, пожалуй, с таким любопытством не подбирал вероятных объяснений чужим поступкам, как сейчас, анализируя замужество Гвендолин. Эта непризнанная связь Грандкорта – могла ли она узнать о ней и в ужасе отказаться от брака, но потом изменить решение под давлением обстоятельств? Деронда помнил каждое произнесенное Гвендолин слово, и сейчас в некоторых высказываниях ему почудилось ее признание в дурном поступке, в причиненной кому-то обиде. Собственный болезненный опыт обострил восприятие несправедливости по отношению к непризнанным детям и их матери. Что, если под счастливой маской миссис Грандкорт скрывалось двойное, если не тройное, горе: чувство вины, разочарование, ревность? Деронда попытался вспомнить все малозаметные проявления чувства вины и готов был судить ее мягко, прощая и жалея. Казалось, он получил ключ к душе Гвендолин и теперь мог правильно понять многие ее речи. В какую глубокую пучину несчастья погрузилась юная особа, соединившая молодые надежды со старыми секретами! Теперь Деронда ясно понял, почему сэр Хьюго ни единым словом не обмолвился об этой истории, а образ миссис Глэшер немедленно и болезненно напомнил о его собственном тайном рождении. Гвендолин, знавшая об этой женщине и ее детях, но все-таки вышедшая замуж за Грандкорта и казавшаяся довольной, стала бы для Деронды самым мерзким существом, однако Гвендолин, страдающая от мучительных угрызений совести, вызывала горячее сочувствие. Если так, она вполне разделяла его взгляды на трудности жизни, о которых женщины редко способны судить справедливо или великодушно. Для Гвендолин ничего не было легче, чем видеть, что, женившись на ней, Грандкорт вступил на праведный путь, в то время как миссис Глэшер воплощала оставленный им в прошлом грех.

Деронда все более думал о переживаниях Гвендолин, особенно благодаря ее особой манере общения с ним. Вряд ли кто-то из мужчин или женщин смог бы остаться бесчувственным к столь притягательному обращению. Интерес к Гвендолин изменил свой характер: он перестал видеть в ней кокетку, расставляющую ловушки с целью заманить его в вульгарный флирт, и решил, что больше никогда не станет избегать бесед с ней наедине.

В сумерках он отвязался от мистера Вандернодта и спрятался в укромном уголке сада. Однако для того, чтобы обдумать положение и душевное состояние Гвендолин, а также принять решение больше не сторониться ее общества, хватило получаса, после чего Даниэль вспомнил, что в это время Гвендолин должна пить чай в гостиной вместе с другими дамами. Предположение оказалось верным: Гвендолин сначала не хотела покидать своей комнаты раньше четырех часов, однако поняла, что, сидя взаперти, упускает случай видеть Деронду и говорить с ним. Поэтому она привела себя в порядок и спустилась в гостиную с твердым намерением вести себя любезно. На чаепитие собрались только дамы, и леди Пентрит развлекала компанию описанием нравов эпохи Регентства и нарядов образца 1819 года, когда она дебютировала. В эту минуту в комнату вошел Деронда.

– Можно посидеть с вами? Или лучше отправиться на поиски остальных? Полагаю, все мужчины спрятались в бильярдной.

– Нет-нет, останьтесь, – приказала леди Пентрит. – Бедняжки уже устали от меня. Давайте послушаем, что расскажете вы.

– Положение достаточно затруднительное, – заметил Деронда, придвигая стул к чайному столу и устраиваясь возле леди Мэллинджер, и добавил, обращаясь к ней: – Пожалуй, я воспользуюсь возможностью поведать о нашей певице. Конечно, если вы еще этого не сделали.

– А, маленькая иудейка! – воскликнула леди Мэллинджер. – Нет, я о ней не упоминала. Мне и в голову не пришло, что кто-то из присутствующих желает брать уроки пения.

– Каждая леди непременно знает кого-то, кто желает брать уроки пения, – уверенно произнес Деронда. – Дело в том, что я случайно встретился с одной удивительной певицей. Она живет в доме моего близкого приятеля по университету. Еще недавно она выступала в Вене, но теперь решила оставить сцену и зарабатывать уроками.

– Этих учителей полным-полно, не так ли? – проворчала леди Пентрит. – Ее уроки стоят очень дорого или очень дешево? Других приманок я не знаю.

– Для тех, кто слышал ее исполнение, существует приманка совсем иного рода, – возразил Деронда. – На мой взгляд, это безупречное, изысканное пение. У нее прекрасная школа, и она мастерски владеет голосом – кажется, будто поет сама природа.

– В таком случае почему она оставила сцену? – продолжала сомневаться леди Пентрит. – Я слишком стара, чтобы верить в то, что кто-то добровольно отказался от блестящей карьеры.

– Ее голос недостаточно силен для сцены. Он прекрасно звучит в гостиной. Те, кого устроило мое исполнение песен Шуберта, придут в восторг от ее интерпретации, – пояснил Деронда, взглянув на миссис Рэймонд. – Думаю, что она не откажется выступать на частных вечерах и концертах. Для этого ее голос прекрасно подходит.