Даниэль Деронда

– Как только вернемся в город, я непременно приглашу ее выступить в своем салоне, – заключила леди Мэллинджер. – Тогда все вы увидите и услышите это чудо. Пока я не могу о ней судить, однако доверяю рекомендации Даниэля. Хочу, чтобы мои девочки учились у той, кого он так самозабвенно хвалит.

– Это благотворительное мероприятие? – осведомилась леди Пентрит. – Терпеть не могу благотворительную музыку.

– Это благотворительность по отношению к тем, кто желает услышать образцовое женское пение, – невозмутимо сообщил Деронда. – Услышав исполнение мисс Лапидот, – обратился он к Гвендолин, – вы скорее всего откажетесь от намерения навсегда бросить музыку.

– Предпочитаю остаться при своем решении, – гордо ответила Гвендолин. – Я не испытываю желания заставлять других наслаждаться моим посредственным пением.

– Совершенство в чем бы то ни было рождает стремление попробовать самому, – возразил Деронда. – Я могу смириться с мыслью о никчемности собственного исполнения, однако мир стал бы куда скучнее и печальнее, если бы считал никчемной саму музыку. Мастерство дарит вдохновение жизни и творчества, так как открывает духовное богатство человечества.

– Но если мы не в силах ему подражать, наше существование становится еще более унылым, – заметила Гвендолин.

– Полагаю, все зависит от точки зрения на этот предмет, – продолжил Деронда. – Если бы мы получали удовольствие только от собственных успехов, жизнь стала бы намного беднее. Большинство из нас вынуждены заниматься искусством исключительно для себя, чтобы научиться понимать совершенное исполнение и наслаждаться талантом немногих избранных. На мой взгляд, мисс Лапидот – одна из таких избранных.

– Должно быть, она очень счастлива, – не скрывая сарказма, проговорила Гвендолин и многозначительно посмотрела на миссис Рэймонд.

– Не знаю, – ответила леди. – Прежде чем делать выводы, надо узнать о ней побольше.

– Должно быть, она испытала глубокое разочарование, когда выяснилось, что ее голос не годится для сцены, – сочувственно вставила мисс Фенн.

– Полагаю, ее лучшие годы уже позади, – прогудела леди Пентрит.

– Напротив, мисс Лапидот еще не достигла зенита своего развития, – возразил Деронда. – Она очень молода: ей нет и двадцати.

– И очень хороша собой, – добавила леди Мэллинджер, искренне желая помочь. – К тому же обладает прекрасными манерами. Жаль только, что она слепо предана иудейской вере. Но пению это помешать не может.

– Что ж, если голос вашей протеже слишком слаб, чтобы много кричать, посоветую леди Клементине нанять ее для моих девяти внучек, – заявила леди Пентрит. – Надеюсь, ей удастся убедить восемь из них не петь нигде, кроме как в церкви. Считаю, что в наши дни многим девушкам следовало бы учиться не петь.

– Я свой урок уже получила, – заметила Гвендолин, обратившись к Деронде. – Как видите, леди Пентрит на моей стороне.

В эту минуту в гостиную вошел сэр Хьюго в сопровождении других джентльменов, включая Грандкорта, и, остановившись возле низкого чайного стола, осведомился:

– Что проповедует вам Деронда, леди? Явился потихоньку, один, и пытается втереться в доверие?

– Пытается доказать, что некая темная лошадка лучше любой знаменитости, – ответила леди Пентрит. – Хорошенькая молодая еврейка якобы поет так, что способна поразить непросвещенную молодежь. Но нас с вами, слышавших Каталани[43] в ее лучшие годы, поразить не так-то просто.

Сэр Хьюго выслушал заявление с добродушной улыбкой, принял из рук жены чашку чая и возразил:

– Видите ли, либералу позволено думать, что великие певицы рождаются и после Каталани.

– Ах, вы моложе меня. Позволю предположить, что вы принадлежали к числу тех, кто бегал за Алькаризи. Вот только она вышла замуж и оставила вас всех в дураках.

– Да-да. Страшно жалко, когда великие певицы выходят замуж и покидают сцену прежде, чем у них пропадает голос. А их мужей следует считать ворами.

Сэр Хьюго поставил чашку и отошел в другой конец комнаты. Деронда встал, чтобы освободить место другим, и сел в стороне. Вскоре он заметил, что Гвендолин избавилась от внимания мистера Вандернодта, подошла к фортепиано и остановилась, рассматривая лежавшие на крышке ноты. Может быть, она хотела загладить резкий отпор, с которым встретила рекомендацию Майры? Деронда заметил, что Гвендолин часто сожалела о произнесенных спонтанно словах.

– Не раскаиваетесь ли вы в своем отношении к музыке и не ищете ли произведение, которое хотели бы сыграть или спеть? – спросил он.

– Я ничего не ищу, но раскаиваюсь, – смиренно ответила Гвендолин.

– Можно ли узнать причину?

– Я хочу услышать пение мисс Лапидот и стать ее ученицей – поскольку вы так ею восхищаетесь – с целью признать ее мастерство и свое убожество, – ответила Гвендолин с широкой, открытой улыбкой.

– Буду искренне рад, если вы ее увидите и услышите, – в свою очередь улыбнулся Деронда.

– Неужели она настолько же совершенна во всем остальном, не только в музыке?