– Не могу поручиться, так как недостаточно ее знаю, однако до сих пор ни в ее манерах, ни в речи я не заметил ничего такого, что хотелось бы изменить. Мисс Лапидот пережила немало горя с раннего детства и выросла в очень тяжелых условиях. Полагаю, однако, что вы поймете: никакое блестящее воспитание не смогло бы придать ей больше учтивости и истинного благородства.
– Какие же беды ее постигли?
– Не могу сказать, так как не знаю ничего, кроме того, что от отчаяния она собиралась утопиться.
– И что же ей помешало? – быстро спросила Гвендолин, смерив собеседника внимательным взглядом.
– Какой-то внутренний голос сообщил ей, что надо жить, что жить хорошо, – спокойно ответил Деронда. – Она исполнена благочестия и способна перенести все, что представляется ей долгом.
– Такие люди не заслуживают жалости, – нетерпеливо возразила Гвендолин. – Я не испытываю сочувствия к женщинам, которые всегда и во всем поступают правильно. Я не верю в их великие страдания. – Ее пальцы нервно теребили нотные страницы.
– Это правда, – согласился Деронда. – Сознание неверного поступка всегда глубже и печальнее. Полагаю, мы – несовершенные создания – никогда не симпатизируем безупречным людям так же горячо, как сочувствуем тем, кто неустанно борется с собственными недостатками. История заблудшей овцы стара как мир, однако повторяется изо дня в день.
– Это не больше чем красивые слова, не имеющие ничего общего с реальностью, – горько возразила Гвендолин. – Вы восхищаетесь мисс Лапидот, потому что считаете ее безгрешной, совершенной, и точно знаете, что станете презирать женщину, совершившую дурной поступок.
– Мое отношение будет полностью зависеть от ее понимания собственного деяния, – ответил Деронда.
– Не сомневаюсь, что ее мучения вполне вас удовлетворят, – пылко заключила Гвендолин.
– Нет, не удовлетворят, а заставят глубоко сожалеть. Это не просто красивые слова. Я не хотел сказать, что более совершенная натура недостойна большей любви. Я имел в виду, что люди, казавшиеся прежде неинтересными, могут заслужить сочувствие, совершив поступок, в котором потом глубоко раскаиваются. Осмелюсь утверждать, что некоторые так и не прозрели бы, если бы не тяжелые удары, которые они сами наносят себе своим поведением. Погрузившись в страдания, они вызывают больше симпатии, чем те, кто вполне доволен собой. – Деронда забыл обо всем, кроме возможных переживаний Гвендолин, и в его взгляде и голосе выразилось теплое участие.
Гвендолин опустилась на вращающийся стул возле фортепиано и подняла на него полный боли взгляд, словно молящее о помощи раненое животное.
– Уговариваешь миссис Грандкорт поиграть для нас, Дэн? – осведомился сэр Хьюго, подойдя к ним и легко, но многозначительно хлопнув Деронду по плечу.
– Я не поддаюсь на уговоры, – заявила Гвендолин, вставая.
Вслед за баронетом подошли остальные, и в этот день Гвендолин и Деронде уже не представилось случая поговорить наедине.
Следующим вечером был канун Нового года, и в галерее над монастырскими кельями должен был состояться грандиозный бал с участием всех гостей. Как известно, среди оживленной толпы и всеобщей суматохи всегда удобно уединиться. Одеваясь к балу, Гвендолин мечтала в память о Лебронне надеть старое бирюзовое ожерелье, однако боялась оскорбить мужа, появившись на торжестве в столь скромном виде, поэтому трижды обернула ожерелье вокруг запястья, превратив в браслет.