Читаем Дар полностью

Дар

Серьезные СМИ сообщали о разоблачениях дистанцированно, но временами насмешливо. Что касалось роли «Нового времени» и, в частности, моей персоны в серии пожертвований, то более или менее открыто признавалось, что у них нет никаких догадок на сей счет. «Что знал журналист Плассек?» – это была самая ходовая подпись под моими снимками, сделанными из-за угла. К счастью, они исходили из того, что я не готов ни к каким интервью, и в этом были совершенно правы.

Я рассказал Кларе о нашем странствии в мир аутистских рисунков Романы и сразу получил зеленый свет на репортаж.

– Ты прав. Продолжаем в том же духе, это единственное, что мы можем сделать в настоящий момент, – сказала она.

– Когда репортаж будет напечатан? – спросил я.

Это была ошибка, чреватая последствиями, поскольку Кларе не пришло в голову ничего лучше, как сказать:

– Разумеется, завтра.

– Завтра не получится, до сдачи номера остается только два часа, я не успею написать материал, – произнес я.

– Успеешь, – ответила Клара, скорее в приказном тоне.

– Ясное дело, успеем, – завопил за моей спиной Мануэль.

Итак, получилось как минимум два с половиной голоса против одного.

То есть мы успели.

* * *

В восемнадцать часов нам прислали верстку, на которой читателю сразу бросалась в глаза монструозная гадюко-рыба-меч на лапах пумы. Мануэль был в восторге и в награду принес мне без дополнительной просьбы пиво из холодильника. Репортаж нам и впрямь удался; Мануэль, как обычно, предоставил для него основную часть повествовательного материала, многословного и пенящегося через край, я его ужимал. Две трети работы, конечно, проделала редакция «Нового времени», предпослав действительно интересную фоновую информацию об аутизме и об острове гениальности, так называемом синдроме Саванта. Тут можно было прочитать, что люди с ограниченными возможностями или нарушениями в развитии зачастую могут проявлять необычайные результаты в частичных областях, то есть на своих когнитивных островках. Поэтому были не редкостью выдающиеся музыканты, слепые от рождения, или аутисты с аномальными свойствами памяти и специфической художественной одаренностью.

– Даже если больше не будет денежных пожертвований, твои статьи – просто находка для нашей газеты, они всегда волнуют и трогают, – похвалила по телефону Клара.

– Все это во многом благодаря нашему восходящему молодому коллеге Мануэлю, – ответил я достаточно громко, чтобы он мог слышать.

За это он мне, правда, не принес из холодильника еще одно пиво, но и не поморщился, когда я взял его сам.

– Кстати, тут в твоей почте еще два сюрприза, – сказал он.

– Негативные? Тогда оставь их, пожалуйста, себе.

– Нет, скорее позитивные, – ответил он.

– А именно?

– Опять написал тот мужчина, преданный читатель, который, может быть, и есть на самом деле благодетель, если это не Хилле, – доложил он. И зачитал мне текст: «Дорогой господин Плассек, я, конечно, не собираюсь вам здесь давать советы, но для себя я хотел бы, чтобы появившиеся абсурдные сообщения в СМИ не сбили вас с пути. А поскольку вы спрашивали, не знаю ли я вашу маму и не передать ли ей что-нибудь от меня, я с удовольствием отвечаю: да, я знал ее. И да, будьте так добры и назовите ей, пожалуйста, всего четыре цифры – в такой последовательности: 1, 9, 7, 4. Большое вам спасибо и сердечный привет, Ваш преданный читатель».

– Должно быть, он имеет в виду год – 1974, – сказал я.

– Ясное дело, а что же еще, – ответил Мануэль.

Он не мог хотя бы раз оставить меня более догадливым.

– В 1974 году мне было четыре года, – заметил я.

– Но он совсем не это хотел сказать.

– Разумеется, он не это хотел сказать.

– Тогда зачем ты об этом упоминаешь?

– Можно я буду упоминать то, что мне захочется? – попросил я.

– Но это лишь сбивает с толку, когда ты все время упоминаешь что-нибудь, не имеющее никакого значения в настоящий момент, – сделал он выговор.

Мы еще пораскинули умом туда и сюда, пока нам не стало ясно, что загадку мы можем решить, только если привлечем к этому маму. И лучше бы сегодня, чем завтра, по мнению Мануэля. Но на сей раз вышло по моему.