Дар ушкуйнику (СИ)

– Они вернутся. Зато живыми останутся, – робко напомнила Дарена.

– Князь должен умирать со своим градом! – рявкнула Евпраксия.

– Но Павлуша же совсем дитя.

– Он князь! Все загублено, все труды напрасны, мать твоя сгинула напрасно. Она мне мстит, чую, ее месть.

– Опомнись, ты что такое говоришь? – возмутилась Дарья, ей не хотелось, чтобы лишний раз трепали имя матери, а из уст бабки это звучало особенно болезненно. – Она молится за всех нас.

– Не-ет, – нервным хохотом скрипнула старуха, – давеча явилась мне, свечу, горящую, в руки совала. Возьми, говорит, согрейся.

– Так свеча – это ж хорошо, я ж говорю – молится она за нас.

– А ты на нее не похожа, – насмешливо проговорила Евпраксия, упирая в Дарью бесцветные глаза. – Она бы за любимым побежала, на край света пошла бы, коли б поманил, ни про кого б другого и не помыслила б. А ты вот, стоишь, да выжившую из ума старуху ублажаешь. Руку дай, поднимусь.

Дарена послушно подставила локоть под цепкие пальцы.

– Надобно броню из клетей, что при гридницах, людям раздать, – напомнила она бабке.

– Зачем? – отмахнулась Евпраксия.

– Ополчение сбирать, на стены становиться, – удивилась ее безразличию Дарена.

– Чтоб дольше помучались? – одарила ее усмешкой старая княгиня.

– Но как же?! Вдруг получится. Надо же попробовать.

– Делай, что хочешь, – откинув руку Дарены, зашаркала к своим покоям Евпраксия.

– Поешь хоть, – крикнула ей вслед Дарена.

Бабка ничего не ответила.

– Не станешь есть, силком велю накормить! – прикрикнула Дарья, разозлившись.

– Поем, – буркнула Евпраксия, скрываясь в черноте теремных переходов.

А ведь старая ведьма права – Дарья пожертвовала любовью, отказалась от счастья, и что получила взамен? Родня сбежала, даже не помыслив ее искать и забрать с собой, горожане с упоением грабят дворы отъехавших соседей и чуть не повесили ни в чем не повинного Божена. Бабка горюет лишь об опустевшем столе, ей вообще плевать на судьбу внуков. Матрена с Дедятой и сами могут позаботиться о безопасности близких, уж они на свете дольше живут, чем юная дева. А что же сама Дарена? А она осталась одна в больших княжеских хоромах, и не княгиня, и не княжна, и не невеста.

Надо собраться. Завтра ударить в вечевой колокол, собрать людей, раздать оружие и броню, кликнуть оставшихся воевод, пусть расставят ратных на стены да выставят дозоры, а еще, наверное, доброхотов по Муромской дороге отправить. Кажется, так делают, чтобы заранее знать, что враг на подходе.

– Да, так и сделаю, – успокоила себя Дарена. – И самой надобно поесть. Куда там челядь подевалась? В полночь не забыть ворота для своих открыть. Есть ведь еще свои. Надобно достойно все сделать, поселю их в покои Евфими и Солошки, чего горницам пустыми простаивать.

Хлопоты отвлекли, закружили в водовороте жизни. Дико было ужинать за широким княжеским столом в полном одиночестве, но Дарена приказала накрыть ей именно в общей трапезной. Завтра она притащит на обед и Евпраксию. Пусть видят – княжеский дом жив, хоть и в малом составе. Челядь, чутко уловив, кто теперь хозяйка, услужливо кружила вкруг Дарены. Даже ненавистная Вторица сыпала какие-то любезности. И чего эту квашню и вправду не забрала жестокосердная Евфимия?

Ближе к полуночи Матрена прислала весточку, что у них все спокойно, и они останутся в ее доме, за крепким частоколом. Дарена разочарованно поджала губы. Почему? Не хотят стеснить? Ну, как же они не понимают, что юной княжне так сейчас нужна поддержка и близкие люди рядом?!

Нужно поспать, новым днем все будет казаться не таким унылым. Дарья пошла к себе. Завтра следует кликнуть Солошкиных девок в услужение, Устя теперь при муже. Приедет ли она проститься или они с Терентием сразу от сторожи к Вятке выедут? Хоть у Усти все хорошо. Должно же хоть что-то быть хорошим?

Дарья прошла мимо оставшихся, как и прежде на посту, гридей. Сама засветила лучину и… чуть не наступила на сидящую в уголке Устю. Девушка, сжавшись в комочек, тихо плакала.

– Устя! – кинулась к ней Дарена. – Устинька, что стряслось?!

Устя заревела в голос, уткнувшись хозяйке в колени.

– Ну, полно, полно. Сердце рвется. Что стряслось?

– П-прогнал он м-меня, – с трудом выговорила Устинья.

А очи-то девичьи погасли, словно кто задул. Где ж та веселая, озорница-хохотушка?

– Кто прогнал? Мирошкинич их? – заподозрила Дарена в подлости ватамана.

– Терентий прогнал, – Устинья шумно выдохнула, всхлипывая.

– Почему?

– Он на мне жениться хотел, потому что ты женой ватамана должна была стать, мол, моя баба у самой посадницы в услужении. Звал, чтоб при ватамане место потеплее выхлопотать, а теперь-то… – и Устя снова разрыдалась.

Выходит, Дарена и Устино счастье украла. Она обреченно сползла по стене, усевшись рядом с Устей.

– Прости меня, – смиренно попросила она у челядинки.

– Да нешто я тебя, светлая княжна, виню, – вздохнула Устинья, смахивая слезы. – Сама виновата, нешто очей не было?