Дар. Золото. Часть 4

— Витькан, твою через туды! Крути быстрее! Развязался, сучёныш!

Истошно взвизгнула какая-то шестерня, скрипнуло железо, клеть, подскакивая и качаясь, рывками поползла вверх.

— Во щас ему прилетит! — радостно заблажил дедок. — Мало ему разбитой морды, ещё по почкам-то добавят!

— А ты, радуешься?! — вдруг вскочил мальчишка, — Шкура! Порадуйся, что тебя здесь оставили! А лучше, чтобы насовсем забыли! Чтоб ты сдох здесь!

Алабар зло дернул цепь. Потом еще раз. И ещё, и еще… Сил вытащить железо из стены не было.

— Ты на кого пасть открыл?!

— Это у тебя рот не закрывается! И воняет на всех!

Двое придурков, молодой и старый, брехливыми шавками лаяли друг на друга, тщедушный мужичек возле деревянной крепи опять закашлялся, а в «корзине», на высоте нескольких локтей, сплевывая кровь на шатающийся железный пол, молча дрался с охраной мастеровой.

Повернувшись спиной ко всему миру, Алабар уперся лбом в холодный камень и врезал кулаком в стену, сбивая кулак, гася внезапную и бессильную ярость.

Человек. Всего лишь человек.

4

Снизу не было видно, как охранники кое-как докрутили подъемник, и пинками вытолкали пленника на поверхность. Мат, которым они сопровождали все свои действия, очень красочно обрисовал, с какой радостью они бы мужика удавили. Но звонкую монету им платили за товар живой и относительно невредимый, поэтому каменотеса били по всем доступным местам, кроме тех частей тела, ради которых его и купили. Рук. Если бы караульные знали, что случится через мгновение, руки они бы мастеровому оторвали. Сразу. На месте. И сами бы заплатили за ущерб. Но способность предвидеть это не то, чему они старались научиться в своей жизни.

От очередного пинка мужик скрутился на земле, и охраннички, только что рьяно работавшие ногами, остановились. Переглянулись, тяжело дыша.

— Зашибли? — обеспокоенно спросил молодой.

— Брось. Придуривается.

Старший наклонился, развернул пленника лицом к себе, но отскочить не успел.

— Твою…— последние слова в жизни каждого человека бывают разными. Охраннику судьба подарила время сказать только это.

5

Сначала наверху раздался короткий пронзительный вой, заложивший уши и вывернувший желудок наизнанку. Скала вздрогнула, по ней прокатился зловещий гул, и в открытом прямоугольнике бывшей шахты полыхнул свет. Яркий, оранжево-желтый, слепящий свет. За одно мгновение он скользнул разгневанными языками пламени по стенкам, высветил застывшие в испуге лица людей, обдал жаром и опал. И оставил только скудно проникающие сверху лучи.

Посветлевшее пространство замерло настороженной тишиной.

Встревоженный мальчишеский шепот нарушил оцепенение.

— Что это?..

Ювелир, осторожно переступая босыми ступнями, прокрался на расстояние вытянутой цепи и заглянул вверх, в «колодец».

— Взорвалось что-то кажись… Кажись, мастер-то наш… — он обвел всех глазами, — того… И себя и конвоиров…

Алабар скорее почувствовал, чем услышал звук. Тихий, мягкий, шуршащий. Рядом еле ощутимо заскользил воздух, прошелестел по скальному своду, сыпанул пылью.

Хрипун у опорного бревна попятился от стены, испуганно тыча пальцем в старую крепь.

— …кх-а…тре… трещит.

Будто услышав его кашель, кто-то громадный прошелся по кряжу неподъемными шагами, и тяжелая поступь разбудила глубь - со стен, со свода несмело потекли песчаные струйки, с каждым мгновением становясь всё уверенней и шире. Стук сердца, и тихий шелест сливается в нарастающий гул, и вот уже «ручьи» влекут за собой мелкую дресву и щебень.

Каменный свод старой выработки покачнулся. Старик поднял лицо вверх.

— Надо же... Обвал... — удивился он еле слышно. И одними губами прошептал, — а у меня табличка Настюшке на могилку не доделана…

— Как обвал?.. мы что… мы умрем?.. Да?.. — мальчишка непонимающе уставился на покрывающийся трещинами свод.

Хрипун вдруг сорвался с места и рванул в сторону колодца. Лязгнула цепь, человек с громким криком упал навзничь, вскочил, со всех сил дернул руку, и снова упал. Вывернутое запястье безжизненно повисло в окове, мужичок завыл, заскулил раненым зверем и, вдруг, остервенело вцепился зубами в руку. Боль отрезвила. Он сел, баюкая укушенное запястье, и заплакал.

Запоздалая попытка обратиться в первую ипостась опять ушла в никуда. Алабарр расширенными от ужаса глазами смотрел на плачущего человека, на крепежный столб, соломинкой захрустевший под каменной глыбой, на рушащиеся стены и падающие вниз булыжники… На медленно, очень медленно гаснущий свет...

На голову, плечи, лицо посыпались острые обломки, взрезая кожу кровавыми росчерками. Опора под ногами вздрогнула, пошла вниз, страх ледяными клешнями сжал разум, выстудил сердце, заставил закрыть глаза, прощаясь с самим собой.

Что ты видишь в последний свой миг? Что возникает перед твоими глазами, когда смерть неизбежна? Когда вот она - скрежещет, грохочет и падает вокруг, и ты не в силах ни оттолкнуть ее, ни закрыться от ее грозного, неотвратимого взгляда. Душа захлебывается в единственном, огромном как мир, желании – уйти, исчезнуть раньше, раствориться прежде, чем смерть рухнет на тебя камнем, превращая в камень тебя самого.