Свадьба состоялась в Линдхерсте на скромной семейной церемонии, призванной избавить Элли от неловкости, связанной с большой публичной феерией. Мать Эдит представляла ее сторону. Родители, братья и сестры Джорджа, а также домашний персонал представляли его сторону. Экономка Гулдов, Маргарет Терри, вскоре после этого описала Алисе Нортроп эту сцену. "Твой дядя удивил всех, попросив нас спуститься в гостиную", - вспоминала горничная. Он просто объявил: "Джордж женится". Когда я пришла в гостиную, Джордж и Эдит были там, а также ваш дядя, тетя и другие дети. Священник, мистер Чоут [пастор пресвитерианской церкви в Ирвингтоне], провел церемонию. Меня попросили подписать свое имя в качестве свидетеля. Ваша тетя уже не одобряла брак и стояла с таким видом, будто наступил конец света. Мне и самой жаль, что Джорджу пришлось выбрать актрису. . . . Впрочем, мне было жаль и Эдит. Она держалась молодцом, пока все не закончилось, а потом опустила голову на плечо Джорджа и сдалась. Джордж обнял ее, а ваш дядя вышел вперед и поцеловал ее в знак благословения. Он стоял рядом с Джорджем. После церемонии подъехали две кареты. Джордж и Эдит уехали в одной, а мистер Чоут - в другой. Это было все".17
Пара переехала в большой дом, предоставленный родителями Джорджа, прямо за домом 579. Через год, в августе 1887 года, Эдит подарила Джею и Элли первого внука, мальчика по имени Кингдон. К тому времени, однако, все члены семьи заметили заметный упадок сил Элли Гулд. Ей не было и пятидесяти, но она страдала от длительных приступов вялости и слабости, переносила лихорадки и теряла вес. Точный диагноз ее болезни так и не был поставлен, но в октябре Джей принял решение, что и ему, и его жене, и четверым младшим детям необходим полноценный отдых. Предстояло совершить европейское турне - наконец-то круиз, о котором он давно мечтал.
25 августа "Аталанта" отправилась в Марсель, где Гулды должны были догнать ее через несколько недель. Четыре дня спустя Джей и его семья - Элли, Нелли, Говард, Анна, Фрэнк и одна из сестер Элли - сели на борт "Умбрии", чтобы отправиться в трансатлантическое путешествие. Журналист New York Times отметил, что Гулд, собираясь в путь, "выглядел, как и обычно, немного потрепанным в плане одежды".18 На палубе можно было увидеть Джея, болтающего с друзьями. 18 Джея видели на палубе болтающим с доброжелателями, среди которых были Сейдж, Диллон и Дж. П. Морган - двум первым было поручено присматривать за Джорджем и Эдвином, которые должны были "управлять" делами, пока их отец был в отъезде. Позже улыбающийся и расслабленный Гулд удивил собравшихся репортеров, спустившись по трапу, чтобы пожать им руки. "Что вы, ребята, будете делать без меня?" - пошутил он. На вопрос, возьмет ли он с собой врача, он ответил, что тот нужен ему не больше, чем обычному репортеру. Когда сотрудник "Геральд" поинтересовался ситуацией на фондовом рынке, Гулд пожал плечами и ответил: "Некоторые люди говорят, что рынок растет, когда Гулд уходит. До свидания".19 Затем он вернулся на корабль.
За пять месяцев пребывания за границей Гулды посетили Лондон и Париж, а затем отправились на судне Atalanta в медленный круиз по портам Средиземного моря: Ницца, Сан-Ремо, Флоренция, Неаполь, Рим, Сицилия и Греция. После этого яхта заходила в Гибралтар и на Канарские острова. Затем она взяла курс на Вест-Индию и Флориду, где семья переждала нью-йоркскую метель в марте 1888 года, после чего вернулась на Манхэттен. Элли, несмотря на отдых и тепло, не поправилась. Да и сам Джей по возвращении выглядел еще более истощенным, изможденным и скелетным, чем прежде. Хотя трудно сказать наверняка, вероятно, именно весной 1888 года - вскоре после окончания круиза - врач Гулда, Джон П. Манн, сообщил ему, что он заболел туберкулезом: болезнью, от которой умер его отец и многие другие родственники Гулдов. В мае того года пятидесятидвухлетний Гулд, столкнувшись не только с болезнью жены, но и со своей собственной, дал указание владельцам кладбища Вудлон ускорить темп и прекратить работы по возведению тщательно продуманного мавзолея, который он заказал несколько лет назад.
Диагноз Гулда, ставший смертным приговором, послужил толчком к началу самого изощренного фарса в его карьере. Доктор Манн поклялся хранить тайну. Гулд настоял на том, чтобы и без того хрупкой Элли ничего не говорили. То же самое касалось детей и, что самое важное, улицы. С той весны посещение Мунном Гулда стало постоянной работой, почти полностью исключающей других пациентов. Всякий раз, когда Гулд отправлялся в путешествие, Мунн ехал с ним, чтобы Гулд не оказался вынужденным консультироваться с другими, более разговорчивыми врачами вдали от Нью-Йорка. В течение следующих четырех с половиной лет Гулд прилагал неимоверные усилия, чтобы скрыть свои симптомы и одновременно выдержать огромную нагрузку - нагрузку, которая становилась еще более сложной и жизненно важной из-за его уверенности в том, что он должен срочно упаковать свои запутанные дела как можно аккуратнее для следующего поколения.