Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

— В этом всё дело, мой мальчик. Представь, что мой отец преподает теологию в одном из брюссельских колледжей. Иногда, когда у нас обоих выпадает свободная минута, мы ведем с ним дискуссии. Часто отец побивает меня, как щенка; он отлично эрудирован, мой старик! И вот, понимаешь ли, представляется возможность узнать что-то новое о догмах армяно-григорианской церкви. Я очень бы хотел поговорить с католикосом или хотя бы с его ближайшими советниками.

Он просто огорошил меня этой просьбой. И проявил несвойственную ему настойчивость: «Организуй, устрой, мне необходимо». Эк ведь приспичило!

Я решил посоветоваться с Регусом.

Наш комендант изумленно зашевелил грозными лохматыми бровями и высказался в том плане, что организация встречи делегации КИМа с главою армянской церкви вряд ли может быть отнесена к мероприятиям по укреплению интернациональной связи.

— Ничего не получится, Морис, — сказал я Жансону. — Во-первых, всё это никому не нужная чепуха, а во-вторых, мы должны еще осмотреть развалины Звартноца, ну и, конечно, пообедать. А потом в Караклис… Так что придется тебе обойтись без этой встречи.

Он пожал своими круглыми плечами, скорчил недовольную гримасу и молча отошел.

Поехали в Звартноц. Это километров шесть-семь от города. Маленький раздолбанный грузовичок (Седик Арапетянц решительно заявил, что наш автобус нуждается в некотором ремонте) живо доставил нас на место.

Среди равнины, покрытой высокой сочной травой, разбросаны были обломки розового и черного туфа. Вот он — знаменитый Звартноц, что по-русски означает «Храм бдящих сил»…

Словно из-под земли возникший монах-экскурсовод стал распространяться о том, что храм был круглым, трехъярусным, купольным и такой неимоверной красоты, что какой-то император византийский захотел, кровь из носа, построить точно такой же у себя в Константинополе. Но только из этой затеи ничего не вышло, так как строитель храма помер по дороге в Византию.

Потом мы бродили среди развалин, и камни оживали на наших глазах. На одном теплели гроздья винограда — бледно-розовые, налитые соком и солнечным светом, на другом рельефно выступала замысловатая вязь орнамента и вдруг резко обрывалась на темных, как теснины, изломах. Мощные двухметровые капители в виде орлиных крыл, распростертых в полете…

Мамуд и Чарли долго стояли перед этими розовыми, поседевшими от старости могучими крылами, восхищенно цокали и обменивались мнениями:

— Да-а-а… Совершенно самобытно…

— Какое смелое и точное решение! Архитектор пренебрег классическими традициями. Посмотри, даже намека нет на коринф или ионику.

Защелкал «кодак» Чарли. Мамуд обхватил мои плечи.

— Как прекрасно, Митя, — сказал он дрогнувшим голосом.

А я думал: вот если бы соединить все эти глыбы туфа, взметнуть ввысь и увидеть круглое, как снежная шапка Арарата, величественное здание храма, розовеющее под полуденным солнцем.

Стало жарко. Кое-кто из ребят, утомившись от впечатлений, уже валялся на траве. Пора было возвращаться.

И тут я обнаружил, что Жансон куда-то исчез. Приехал вместе со всеми, слушал рассказ экскурсовода-монаха, ходил среди руин, засунув руки в карманы, и вдруг провалился.

Сперва я не очень беспокоился, так как знал, что Морис обычно следует старой восточной мудрости: лучше стоять, чем ходить, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть… Наверное, разлегся где-нибудь на травушке-муравушке и в ус не дует!

На всякий случай я несколько раз крикнул:

— Морис! Эй, Морис!

Только камни глухо пророкотали мне в ответ: «Э-э-й, Мори-ис!»

— Ты видел Жансона? — спросил я Алешу.

— Да тут он был… Еще к монаху подходил. Оказывается, тот еще как по-французски лопочет.

— Спит где-нибудь, — пожала плечами Симон.

— Но нам пора возвращаться. Давайте-ка, братцы, поищем Мориса.

— Я сейчас, — сказал Жозя.

Длинноногий, он носился среди руин Звартноца как олень.

— Нигде нет, — сообщил он, едва переводя дух. — Мистика какая-то.

Я огляделся. Ровное, как футбольное поле, место. Несколько чахлых, скрюченных деревьев. Охровые всплески холмов на горизонте. Вьется желтая лента дороги. Куда тут денешься? И в самом деле, мистика какая-то!

— Может, у него живот заболел, — высказал предположение Чарли.

Наш комендант затрепыхал лохматыми бровями, — мол, нам теперь не до шуток.

Забрались в грузовичок и мигом домчались до гостиницы, возле которой стоял на приколе наш автобус. Я был почему-то уверен, что вот сейчас нам навстречу из окна автобуса выглянет заспанная физиономия Жансона и на мои упреки он махнет рукой и пробурчит: «Решил соснуть до обеда, мой мальчик. Только и всего».

Но в автобусе Жансона не оказалось. Седик Арапетянц божился и клялся, что он не спал, а все эти часы возился со свечами и Жансона не видел.

И самое главное — не было такого случая, чтобы Морис опоздал к завтраку, обеду или ужину. Флегматичный валлонец всегда отдавал должное хорошей кухне, особенно кавказской. А тут нам пришлось начать и кончить обед без него. И я встревожился не на шутку. Спросил Франца, что он думает по поводу исчезновения Мориса.