Это я знал. И на конгрессе, и на пленумах, и на всех комиссиях наши руководители твердили, что Социалистический Интернационал Молодежи не по дням, а по часам теряет влияние, что из его организации юноши и девушки бегут, как крысы с тонущего корабля. Но вот куда они бегут? К кому? К нам или…
И, вспомнив, что говорил Хитаров о наци, я спросил:
— Ну, а «Гитлер-югенд»?[27]
Вильде на секунду задумалась.
— Коричневые? Видишь ли, они очень активны в Баварии. К нам поступают тревожные сигналы из Мюнхена. Но здесь они притаились и не высовывают носа из своего логова. Ты же знаешь — на прошлогодних выборах они собрали только два с половиной процента голосов. Потеряли влияние. Но вот в Баварии…
Она нахмурилась и покачала головой, будто не согласилась с собственными своими мыслями.
— А «Штальгельм»? — спросил я.
— Ну, это посерьезнее. Крепко сколоченная военизированная организация с прочными традициями трех К.
— Kirche, Küche, Kinder?[28]
— улыбнулся я.— Kaiser, Krieg, Kanonen[29]
, — отпарировала Грета. — Но кому сейчас нужен Гогенцоллерн? Разве что прусскому юнкерству… А с войной и пушками социал-демократические бонзы управляются не хуже штальгельмовцев. Так что, товарищ Даниэль, залп по мишени номер один. Понимаешь?И тут Грета спохватилась:
— Вот так хозяйка! Битых два часа угощаю тебя политикой. Ты, должно быть, ужасно проголодался? Хочешь кофе?
Я отказался.
Она схватила телефонную трубку и вызвала Хорста. Когда он пришел, предложила:
— Завтра ты отведешь товарища Даниэля к Руди. Где и когда вы встретитесь?
— Ну, скажем, в шесть вечера, у главного входа в Силезский вокзал, — предложил Хорст. — Найдешь?
— Нет ничего проще.
— Значит, договорились!
— Сверьте ваши часы, — деловито предложила Грета. — И не вздумай пускаться в разные авантюры, а то доставишь кучу хлопот нашим ребятам.
— А если без охраны? — сказал я.
— Это уж не твоя забота, товарищ инструктор! Проводи его, Хорст.
Я пожал ее маленькую крепкую руку.
— До встречи, Даниэль, и Рот Фронт!
— Рот Фронт, Грета.
РУДИ «КИНДЕРБЮРО»
Я ужинал у «Францисканера». Мне там нравилось. Уютно, недорого и сытно. И хотя в тот вечер ресторан был переполнен, за моим столиком, поставленным как раз возле окна, второе место было свободно.
Дожидаясь заказанного блюда, я потягивал холодное пиво и старался расставить по полочкам памяти впечатления от встречи с Гретой Вильде. В том, что она, как говорится, огонь-девка и в случае нужды первой пойдет с винтовкой в руках на баррикаду, я нимало не сомневался. И все же разговор с ней меня как-то не удовлетворил. Всё шуточки да шуточки, а мне хотелось понять, какую ощутимую пользу революции могу принести я, находясь в Германии, и как берлинские товарищи представляют мое «вживание» в местные условия. Поступить куда-нибудь на работу? Но у меня же нет никакой другой профессии, кроме «комсомольской»… Скоро ли появится Конрад? Когда я познакомился с ним в Москве, Бленкле произвел на меня большое впечатление. Серьезный, умный, очень подкованный; недаром же в прошлом году его избрали депутатом рейхстага! Что-то он мне скажет?
В окно смотрела огромная луна, желтая, как этикетка на пивной бутылке. Смотрела этак снисходительно-равнодушно с высоты восьмиэтажного дома, над крышей которого она изволила задержаться. «Луна, как тебе не стыдно подмигивать так хитро», — мысленно продекламировал я невесть откуда пришедшую на память строку наивной песенки. Чертова луна, очевидно, догадывалась, что я думал сейчас о Маргарет и даже слышал ее голос: «Митья… Это место свободно?»
— Место рядом с вами свободно? — спросил высокий мужской голос.
Я невольно вздрогнул.
Передо мной стоял высокий молодой человек в черном костюме, с легким светлым пальто, перекинутым через руку.
— Прошу вас.
Он вежливо поблагодарил, повесил пальто на вешалку и, сев напротив, протянул руку к меню. Рука была узкая, выхоленная, с длинными пальцами.
Танцующей походкой, точно балансируя на проволоке, подошел обер-кельнер и, перегнувшись почти пополам, застыл в ожидании заказа.
— Есть «Мартель»?
— О, конечно!
— Тогда двойной «Мартель» и бутылку «Мозельвейна». Пусть только ее хорошенько заморозят. Полдюжины устриц и не чересчур прожаренное филе с шампиньонами.
Плешь кельнера подобострастно склонилась. Ведь это вам не бутылка пива со шницелем по-венски!
Ничего не скажешь, мой сосед — красивый парень! Удлиненное лицо, высокий чистый лоб, очень светлые, до прозрачности, серые глаза, опушённые длинными золотистыми ресницами, голубая жилка на левом виске. Видно, какой-то «фон»… И всё-таки в этом породистом лицо с прямым носом было что-то странное. Что же именно? Ага, крошечный, словно обрубленный, подбородок, и чуть кривившийся тонкогубый рот. Да, красивое, но неприятное лицо!
— Изрядная берлога, а кухня отличная, — сказал он, тщательно засовывая копчик салфетки за жесткий воротник рубашки.