Читаем Действующие лица полностью

Один чудак моих примерно летПо телефону раз примерно в месяцНаладился читать свои стихи,Довольно жизнерадостные виршиПро горечь вечереющих очей,Про божью персть, про звёздный перезвон,Про жертвенные судороги Музы,Про лавры площадного охлопута,Склоняющего публику к свободеНамерений, про казусы проказ,И прочее в немилосердном духеВоителя пристрелянных небес,Где он один в своём кондовом правеТесать и прясть, лудить и фасовать,Дабы эфирной взмыть эфемеридой
По телефону раз примерно в месяцПримерно с той же самой ахинеей.И эта предсказуемость повтораИ смрадный пафос горного козлаПонудили спросить его однажды:«Ты можешь объяснить, с какой нуждыЯ удостоен регулярной честиСлужить тебе наперсником?» – «Дружище, —Он отвечал, – мы двое, ты да я,Покажем этой шушере бездарной,Кто в здешней филармонии хозяин!Мы холки им намнём, оттопчем уши,Загоним их в такие крысобойни,Куда…» Но я прервал его: «Позволь,Допустим, я и вправду приобрёлИзбыточной затейливостью слога
Возможность быть опознанным, но ты-то,Кого ты хочешь перелицемеритьОдической своей белибердой?А ежели, как сказывал твой братец,Ты ко всему ещё и православен,То, право, славно было бы заглохнутьИ не грузить безропотных. Прощай».Прошло полгода или даже больше,И вот в каком-то скверном балаганеЯ, встретив брата нашего кропалы,Спросил, превозмогая осторожность:«А Толик где? Он что-то не звонит». —«А Толик, так сказать, переселился». —«Куда?» – «На Серафимовское». – «То есть?» —«Там странная история: о чём-то
Он догадался или подсказали,О чём-то, что всерьёз ему мешало,Ну, скажем, жить. Он перестал писать,Уставился в неведомое нечтоИ никому ни слова, ни намёка;А через месяц бедного замкнуло…Да, кстати, мы тут собрались издатьЕго стишки отдельною брошюрой —Напишешь пару строчек? Он к тебеПочти с благоговеньем относился». —«Я тоже был к нему неравнодушен». —«Договорились. Я перезвоню».Тому лет восемь сотрапезник мой,Старинный мне товарищ, между прочим,Заметил после, кажется седьмой:«Что напророчим, то и опорочим».
«О чём ты, я не въехал?» – «Да о том,Что ты отнюдь не самый из поэтов,А так, слегка мерцающий фантом,Присяжный шут, рифмующий Рахметов».«Да что ж тебе, – спросил я, – за корыстьГонять понты на сокровенной жиле?Ведь там, где ты решил меня угрызть,Меня там нет». На том и порешилиИ разошлись. Не получился шок.Ни злой хандры, ни даже мелких колик.Но всякий раз, как не идёт стишок,Мне в душу лезет бедный этот ТоликИ говорит так ласково, соколик:«Ну что, старик, махнём на посошок?»февраль 2012
Перейти на страницу:

Все книги серии Петроградская сторона

Плывун
Плывун

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал. Между тем многие критики замечали, что именно в стихах он по-настоящему раскрылся, рассказав, может быть, самое главное о мечтах, отчаянии и мучительном перерождении шестидесятников. Стихи Житинского — его тайный дневник, не имеющий себе равных по исповедальности и трезвости.

Александр Николаевич Житинский

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Социально-философская фантастика / Стихи и поэзия / Поэзия
Действующие лица
Действующие лица

Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров. «Сюжеты» – эта глава представлена несколькими довольно многострокими стихами-историями. И наконец, в последней главе книги – «Счастлив поневоле» – собраны стихи, написанные уже в этом тысячелетии.Автору представляется, что именно в таком обличье и состоянии книга будет выглядеть достаточно цельной и не слишком утомительной для возможного читателя.

Вячеслав Абрамович Лейкин , Дон Нигро

Драматургия / Поэзия / Пьесы

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное