Дела земные

— Что, мой сынок слуга тебе, что ли? Разве для того я его растила, чтоб он пас твою скотину?!

…С тех пор предводитель наш заметно присмирел. На третий или четвертый день после этого происшествия он принес большущую тыкву, покрытую плесенью. Усевшись под ивой, разрезал тыкву на две половины и особой металлической ложкой с зубчатыми краями стал вычищать ее нутро. Затем сделал зазубрины по краям корки и соединил половины, получился полый внутри шар.

— Что ты собираешься делать? — спросил Той, утирая нос.

— Хочу повесить это тебе на нос! — пробурчал джурабаши. — Чтоб ты больше не утирал его. — Затем отложил тыкву в сторону и приказал Тою: — Придешь сюда, как стемнеет. И ты тоже, — сказал он, указывая на меня пальцем. — Ходжа все равно не сможет прийти. Отец его не отпустит.

— А зачем? — спросил я, ничего не понимая.

— Покажу вам цирк.

— А Вали, разве Вали не придет? — сказал я, жестом указывая на сидящего неподалеку Вали, который мастерил свисток из ветки ивы.

— Нет, — джурабаши резко качнул головой. — Он боится свою мать. И помните: кто не явится, тот трус!

После ужина я под шумок улизнул от играющих в прятки старших братьев на нашу площадку. В темноте под ивой сидели Той и джурабаши. В руках у джурабаши была все та же тыква. Только теперь она походила на человеческую голову, в ней были проделаны дырки, похожие на рот, нос. Почему-то пахло керосином…

— Зачем притащил своего пса? — буркнул джурабаши.

Гляжу, действительно под ногами у меня путается, виляя хвостом, моя собачонка.

— А ты спроси у нее самой, чего она за мной увязалась, — буркнул я.

Джурабаши поднял с земли кусок земли и запустил им в собаку. Та с визгом убежала.

— Зачем ударил?

— Будет мешать! — со злостью сказал джурабаши. — Пошли, а то можем опоздать.

Мы с Тоем нехотя поплелись за ним. Шествуя гуськом, добрались до берега Дархана. Арык здесь делал поворот, и неподалеку был мостик, сооруженный из веток и обмазанный глиной. Пройдя по мосту, мы очутились на другом берегу Дархана. Здесь густо росли плакучие ивы. Было темным-темно, и почему-то я испугался.

— А что мы будем делать? — спросил я, стараясь не выдать страха.

— Заткнись! — Джурабаши резко поднес к моему носу кулак, который явно пахнул керосином. — Пикнешь, столкну в воду.

В это время издалека донесся звук чьих-то шагов.

— Идет! — прошептал джурабаши. Он быстро снял верхнюю половину тыквы. Теперь стало понятно, откуда пахло керосином: внутри тыквы лежала тряпка, обильно смоченная керосином. Джурабаши вынул из кармана спички, зажег одну и поднес к тряпке. Она вспыхнула. Ловким движением он соединил обе половинки тыквы и бросил в воду. По воде, покачиваясь, поплыла «голова», изо «рта» и «носа» ее вырывался огонь. Я разгадал замысел джурабаши. И узнал шаги: они принадлежали тетушке Зеби. Хоть и было темно, я узнал ее широкий шаг. Пока я пришел в себя, она подошла к мостику. Увидев плывущую по воде огнедышащую «голову», остановилась как вкопанная.

— Аллах! — прошептала она и уселась прямо на мостике. — Бис-бис-бисмило… — произнесла она, заикаясь. От ужаса голос ее стал тоненьким. Пошатываясь, она осторожно поднялась с места и крикнула что есть мочи: — Люди!

Я сорвался с места.

— Не бойтесь, хола! — крикнул я.

Но джурабаши крепко схватил меня за рукав и зажал мне рот пахнувшей керосином ладонью. Меня затошнило.

— Отпусти, дурак! — прохрипел я. — Все равно все расскажу!

— Только попробуй! — Джурабаши сунул мне под нос кулак. — Я тебе покажу тогда!

Той, который смотрел на происходившее изумленными глазами, сердито махнул рукой и молча пошел прочь. На следующее утро мать поведала отцу:

— Зеби-апа, бедняга, слегла. Говорит, нечистую силу видала, якобы напала, на нее нечистая сила, огонь изо рта испускала. А может, ей все это померещилось…

Отец резко сказал:

— Какая там еще нечистая сила! Кто-нибудь, проклятый богом, напугал ее, наверное.

— Ой, бедняжка! Только этого ей не хватало! — сочувственно сказала мать. — Будто мало ей своего горя…

Я втянул голову в плечи и прикусил язык, будто я во всем был виноват.

Только через неделю я узнал, что за горе у тетушки Зеби. В тот день в саду Хаджи-буви собрались женщины приготовить сумалак. Это настоящий праздник. Под цветущим урюковым деревом расстелили палас, каждый принес что мог, женщины верещали, как воробьи, перебивая друг дружку, а мы, дети, тоже были настороже, чтобы не упустить момент, когда начнут раздавать сладкую патоку, приготовляемую из пшеничного солода и муки. Тогда мы с Вали только придумали новую забаву. Находим толстую железную проволоку, загибаем ее конец в виде буквы «ч» и катим с помощью этой немудреной закорюки железный обруч от старой бочки. Обруч звенит тем громче, чем быстрее мы бежим. А если захотим, чтобы он вообще не звенел, так это проще простого: его надо всего лишь окунуть в воду. Здорово!

Вдруг мать, которая сидела рядом с тетушкой Зеби, поманила меня пальцем.

— Пойдите вместе с дружком, — сказала она тихо, — и принесите дутар из отцовской комнаты.