Дела земные

— Я ждал вас! — сказал Алимардан негромко и как-то задумчиво. — Я знал, что вы придете… Эту песню я сам сочинил. Для вас… — Он вдруг закашлялся и, усмехнувшись, махнул рукой. — Расхвастался, калека.

— Хорошая песня, — Мукаддам расстегнула чемоданчик и стала выкладывать банки. — Вам банки назначены… И укол. Ложитесь… После банок вам легче будет.

— Сейчас… Да мне их уже ставили-ставили, вся спина пятнистая, как у рыси.

Алимардан скинул халат, оставшись в домашних брюках, шагнул к столу.

— Мукаддам…

Руки его скользнули по ее телу, рот обжег шею — Мукаддам вывернулась и в страхе отскочила к двери. Алимардан опередил ее, загородив дорогу, она прыгнула от его цепких жадных рук в сторону, больно ударилась телом о шкаф, гипсовый кот упал, разбился, посыпались деньги. Алимардан снова схватил ее, они боролись молча. Мукаддам все хотела закричать, позвать на помощь, но было чего-то стыдно. «Анвар бы зашел, Анвар бы зашел! — неслось у нее в голове. — Нет, стыдно, не надо Анвара… О аллах, что же теперь со мной будет, как я буду жить?..» Потом она вообще перестала думать, только вырывалась слабо и слушала, что с ней происходит, обносило ее горячим стыдом и тлело любопытство: «Вот это, значит, как бывает, вот это что…»

Когда Алимардан отпустил ее наконец, она растерянно поднялась, провела руками по волосам, пытаясь убрать их под платок, постояла, пошатываясь, посреди комнаты, потом подошла к столу, машинально и старательно уложила в чемоданчик банки, закрыла его, постояла, словно ожидая, не скажет ли чего Алимардан, но он молчал, словно его не было в комнате. Тогда Мукаддам обулась и вышла на улицу.

Она пошла домой. Ей казалось невозможным сесть в троллейбус, вообще появиться в каком-то месте, где есть люди, потому что всем сразу станет ясно, какая беда произошла с ней. Она шла пешком через весь город, шла часа два, останавливаясь, чувствуя, что обессилела совсем: точно у старухи, не тянет сердце. Все время лил дождь, туфли размокли вконец, и чулки и низ платья, там, где кончался плащ, тоже намокли. «Аллах, что же будет теперь, — тупо думала Мукаддам, — отец убьет меня!»

Наконец она остановилась у ворот своего дома, толкнула их и прислонилась к глинобитной стене, не в силах шагнуть дальше, не в силах пройти дувал. От страха ее колотил озноб, она вся дрожала. Со двора, через глубокий проход в стене тянуло сыростью, тяжким запахом намокшей глины. Дождь лил все сильней.

«Может быть, отца нет дома? — проснулась вдруг надежда у Мукаддам. — Кажется, он собирался на заседание махаллинского комитета…»

Отец ее прежде работал учителем в средней школе, а после выхода на пенсию его избрали председателем комитета их махалли, иначе говоря, председателем домкома, объединявшего квартал. Был он человеком очень уважаемым в махалле, его почтительно называли «кари-ата», что значит «образованный». И вот единственная, любимая, хотя и выращенная в строгости дочь покрыла позором его седины.

«Может, его нет дома?» — со слабой надеждой подумала Мукаддам и шагнула во двор, но тут же ей навстречу зазвучали тяжелые шаги отца.

— Мукад? — удивленно и обеспокоенно пробасил он. — Ты где была так поздно, что с тобой?

Он спустился по лестнице с балахоны, Мукаддам наткнулась на его черные, пытливо вглядывающиеся в ее лицо глаза, сухая рука нервно теребила бороду.

— Много было вызовов, дада, — тихо пробормотала Мукаддам. — Я промокла очень, пойду переоденусь…

Она снова робко взглянула на отца, ожидая, что вот сейчас он все узнает, и вдруг с облегчением увидела, что он одет по-уличному и с зонтом.

— Разотри хорошенько ноги, — строго и ласково сказал отец, раскрыл зонт и прошел мимо нее на улицу.

— Хорошо, дада… — прошептала Мукаддам и вошла в дом.

Мать обернулась от ниши, куда она составляла вымытую после ужина посуду. В руках она держала ляган — большое блюдо для плова.

— Как ты долго, кызым! — сказала она. — Что-нибудь случилось? Кто гуляет в такую погоду?.. Садись есть.

— Я же на работе… — Мукаддам прошла в другую комнату, сняла с себя мокрое платье и рубаху, запихала подальше в грязное белье, надела сухое. — Я не хочу есть, я к Лабар пойду.

Лабар, закадычная подружка Мукаддам и ее ровесница, жила в доме напротив. Мукаддам перебежала через улицу, поздоровалась с матерью Лабар, которая убирала на терраске, и пошла наверх, где они обычно спали вместе с Лабар. Торопясь сюда, она намеревалась поделиться с Лабар своим страшным несчастьем, обсудить с подругой, как теперь быть. Но когда Мукаддам вошла в комнату и увидела веселую спокойную Лабар, сидевшую на постели в одной рубахе: она сушила после мытья волосы, — решимость ее исчезла: «Она будет презирать меня. Такая гадость. Я бы тоже ее презирала, наверное… Нет, не скажу… Парни любят хвастаться этим…»

— Ты что? — спросила Лабар и улыбнулась. — Что ты встрепанная какая-то?.. С Анваром поругалась?

Мукаддам даже охнула, так больно ударил ее вопрос подруги. Анвар? Не увидит она больше никогда своего Анвара. Вот…