Читаем Делай то, за чем пришел полностью

Все станки уже работали. Валики катились по скатам от одного рабочего места к другому, из аляповатых поковок превращались в звонкие блестящие детали, которые накапливались в конце линии на столике контролера.

Дина поздоровалась с согнутой девичьей спиной, над которой торчала буйная копна рыжеватых волос.

— Наташа, — сказала Дина, — проверяй, пожалуйста, все до последней фасочки. Как будто на экспорт.

— Помню об этом, Дина Львовна, каждый миг помню, — не отрываясь от своего занятия, ответила Наташа. — Вам же хуже: браку больше.

— Вот-вот, пусть будет хуже. А то черт знает что за практика. Если за границу, так постараемся, сделаем что надо, вылижем: знай, мол, наших. А коль для себя — сойдет и тяп-ляп.

— Эх, — мечтательно вздохнула Наташа, — если б все начальники участков рассуждали как вы...

Дина улыбалась, но глядела уже на часы. Ритм не соблюдался. Где-то в длинной цепи рабочих мест медлило одно звено, детали здесь, на столике контролера, появлялись не через пять минут, как полагалось, а через шесть и даже семь.

«Иванов?»

И — к нему.

Недавно демобилизовавшийся и еще не снявший своего зеленого «хабэ» Иванов работал одновременно на трех полуавтоматах; сам напросился, скучно, говорит, на одном станке, делать нечего. Дина, стоя в сторонке, смотрела, как Иванов спокойно, без всякой суеты, быстро и точно делает свое дело, как, запустив один станок, неторопливо переходит к другому; как валики поступают на скат один за другим, один за другим. Смотрела и убеждалась — нет, здесь все в порядке, здесь надежно...

А вот возле Светланы опять торчит этот тип в серой кепочке, и надо вмешаться: у девчонки самая ответственная операция и самая опасная.

— Вы же знаете, что здесь — нельзя, — строго сказала Дина парню. — Ведь ваши разговоры могут обойтись ей травмой.

— Да-а? Об этом где-нибудь написано? — Парень нагловато, в упор разглядывал Дину.

— Если вам угодно, то и написано. В правилах но технике безопасности, например.

— Так и написано, что с человеком постоять нельзя? — А узенькие глазки как бы говорили: «Завидуешь? К тебе-то я никогда не подойду...» — Ну а если у меня... чувства, так сказать, любовь?

— Господи, замолчи ты, ботало! — фыркнула Светлана. И даже головы не подняла, чтобы не прерывать пронзительного огня, бьющего из-под вращающегося камня.

— Повинуюсь... — Парень прикрыл веками все, что было у него во взгляде, и, многозначительно повернувшись, ушел. Работал он на соседнем участке.

— Гони ты его, Света...

— Да, Дина Львовна! — Девушка распрямилась, подняла защитные очки и с досадой глянула на удаляющуюся кепочку. — Чего я только не наговорила ему! Другой бы покраснел двадцать раз... И ведь взял моду провожать меня после работы. Идет и мелет, и мелет языком. И квартира у него есть, и мотоцикл «Ява» есть, и зарабатывает он по двести рэ... «Ой, — говорю, — ничего мне не надо, отвяжись только!» — Светлана улыбнулась и поправила цветастую косыночку.

Дине нравилась Светлана. Стройная, легкая, она и дело свое делает как-то изящно и тонко. Разрумянится, словно от искр, что колючим снопом хлещут из-под шлифовального круга, и... душа радуется на нее смотреть. Нет, конечно, и не здесь загвоздка.

«Разве что новенький...»

Длинноволосый, нежнолицый паренек сосредоточенно брал со ската заготовку, ободранную на предыдущей операции, закреплял ее, включал станок, и вот уже вьется синей пружинкой стружка, и поднимается дымок от заготовки, от резца. Остановил станок, берет калибр, дзинь-дзинь, кидает его на валик. Замерил, снял, катнул по скату и берет новую заготовку.

— Коля, слушай меня...

Парнишка вскинул черные брови.

— ...Вот ты закончил один вал и сразу же ставь на станок следующий. И пока он обтачивается, пока у тебя руки свободные, в это-то время и замеряй готовый валик. Тем самым сэкономишь время на замеры.

— Так, так, так, — хлопая длинными ресницами, соображал Коля. Подергал пушок на верхней губе и крутнул головой: — А ведь и правда что... Усек!

«Забавный какой, — подумала Дина. — Но дело тут, конечно, не в замерах. Ну выкроит он несколько секунд, а ведь теряется-то целая минута... И теряется именно здесь, на этом рабочем месте. Справа вон гора заготовок, а слева ждут не дождутся...»

И снова со всех сторон принялась прикидывать, засекать время. И, уже почти уяснив, в чем дело, все еще не хотела верить своим расчетам...

А ведь если честно, если не кривить душой, то... еще в самом начале обхода подумала: вдруг опять Парамонов? Но все отгоняла, отгоняла эту мысль. И вот убедилась...

Но даже и теперь Дине не хотелось смотреть в ту сторону, откуда надвигалась на бедного Колю гора недоделанных, уродливых валиков.

Дина топталась на месте, в висках стучало, и мысли, обрывочные, путаные, мелькали одна за другой.

«Неужели опять напился?..»

«Ведь я уже решилась, ведь мысленно сказала «согласна...»

«Неужели опять обманулась? Неужели опять?..»

«Господи, господи, я совсем схожу с ума. Как могла решиться на такое?..»

«А что впереди?.. Общежитие... Одиночество...»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза