Делай то, за чем пришел

«Согласна» — это ты себе сказала, в уме. Ему-то ты сказала «нет», решительно сказала — не мудрено, что напился...»

«Но о чем это я, о чем?.. Надо же о деле. Линию лихорадит, срывается ритм, не дадим сегодня план, не дадим... Надо что-то делать. Надо...»

Стиснув зубы и подняв голову, Дина направилась к станкам Парамонова.

— Остановите сейчас же. Остановите станки. Что вы гоните, не замеряя! Ведь завысили размеры, неужели не видите?

— Завысил... размеры... — повторил за ней Парамонов, видимо, с трудом уясняя, о чем речь. Дремучая щетина, над бровью ссадина: упал, поди, или подрался с кем-нибудь.

— Боже, боже мой! — Дина сама надавила на красную стоп-кнопку, и станок остановился. — Вот вы наворочали их целую гору, валиков. И все они никуда не годные. Коля вон запарился: снимает за вас то, что вы должны снимать. Дайте калибры...

Ни один калибр и близко не был к размерам валика.

— Смотрите, что вы делаете.

Парамонов моргал голубоватыми глазками, и в них была такая тоска и горечь, что казалось — он сейчас может заплакать, зареветь, этот здоровенный мужчина.

Изо всех сил Дина убеждала себя в том, что тоска эта не от чего-то другого, а от выпитого, пьяная тоска, а потому грош ей цена; убедив себя в этом, Дина каким-то изменившимся, глухим голосом сказала:

— Вот что, Сидор Федорович, хватит. Я отстраняю вас от работы. Сегодня же скажу об этом начальнику цеха. Всему есть предел... Довольно! Слышите?..

— Мы бы тебя любили... — произнес он почти шепотом. — Мы бы тебя на руках... — выдохнул он.

— Все, все! Молчите! — воскликнула Дина, чувствуя, как по сердцу жгуче полоснула жалость. — Не хочу! Не хочу! Не могу... — и даже уши руками зажала.

Парамонов неуклюже потоптался на месте, покрутил своей большой головой, потом стал снимать замасленный фартук.

Дина смотрела, как удаляется широкая сутулая спина, и едва сдерживалась, чтобы не броситься вслед и не закричать: «Нет, нет! Не слушайте меня! Не слушайте, ради бога! Не уходите!..»

Кое-как добралась до конторки, присела на стул и оцепенела. Пусто было в голове, пусто на душе.

И только вздрогнула, когда в приоткрывшуюся дверь просунулась голова Светланы.

— Дина Львовна, — встревоженно проговорила девушка, — линия остановилась…

— Да, да, — сказала Дина. — Я сейчас.

...Чем только не приходилось заниматься Дине в эту зиму!.. Доставала заготовки и инструмент, ругалась с ремонтниками, таскала на себе детали, настраивала станки, выслушивала разгоны начальства, жалобы и просьбы рабочих, вникала в каждый пустяк. А вот самой становиться за станок еще не приходилось.

Дина чувствовала, что рабочие с любопытством поглядывают в ее сторону.

Наведя кое-какой порядок на рабочем месте Параменова, Дина заставила себя сосредоточиться, выверила и снова закрепила резцы, установила на обоих станках голубоватые заготовки. Теперь закрепить их... Повернула рукоятку, и станок как бы облегченно вздохнул — это сжатый воздух надежно зажал, закрепил надвинувшимся центром валик.

Теперь... черная пусковая кнопка, щелчок, взвыв мотора, и резцы хищно поползли на заготовку. Еще мгновение, и все четырнадцать резцов впиваются в подрагивающий голубоватый металл. Не отнимай руки от суппорта, и по тебе пробежит напряжение станка, глухой стон разрезаемой стали, упругая дрожь механизмов.

Сверху на деталь тоненькими струйками льется белая охлаждающая эмульсия; четырнадцать сизых локонов, дымясь паром, завиваются над лезвиями резцов. Пошло. Теперь — к другому...

А через минуту уже первый валик, тепленький, весь в капельках эмульсии, будто выкупанный в парном молоке, покатился по скату к Колиному рабочему месту.

Не успела Дина и передохнуть, как новый валик уже поблескивал в чреве другого станка. Поворот черной рукоятки, станок сожалеюще вздыхает, разжимает свои механические руки и отдает деталь Дине. Дина передает ее Коле, тот — Иванову... И еще с десяток рук так же снимут деталь со ската, и, преобразив, отпустят дальше. И валик будет катиться, катиться, пока не достигнет совершенства на шлифовальном станочке Светланы.

Линия гудела, линия работала, гул ее вливался в общий гул цеха. Все свое внимание, все мысли Дина сосредоточила на том, чтобы не ошибиться, чтобы взять, закрепить, повернуть, замерить и поправить именно то, что нужно в данную секунду. Даже не заметила, как подошел конец смены.

Коля вдруг распрямился, вытер рукавом пот, держа грязную ладонь подальше от распаренного лица:

— Ну и ритмик вы задали, Дина Львовна...

Надо было прибирать рабочее место, сдавать смену, идти к начальнику цеха, делать множество необходимых мелких дел.

И когда через час, управившись с делами, Дина направилась к проходной, то, вспомнив Парамонова, почему-то подумала — он ждет ее там, за проходной. Увидев, подойдет, начнет оправдываться, извиняться, заверять...

Но никто не ждал ее за проходной.

Дина постояла немного, посмотрела вокруг и медленно пошла по пустырю в сторону общежития.

«Мы бы вас любили... Мы бы вас на руках носили... — вновь и вновь вспоминалось ей.