Делай то, за чем пришел

—Тогда зачем, скажи, принес ко мне вот эти рисунки? — строго спросил Глеб. — Почему не спалил? Взял бы и спалил. Какой смысл? Все равно ведь умрешь. Так нет, ты притащил. Потому что, хочешь ты того или не хочешь, а есть он в тебе, этот жизненный инстинкт, что ли, это созидательное начало. Так или иначе, но, взяв в руки карандаш, ты уже делаешь для других! Даже вот эти свои кошмары малюешь для других. В том числе и для тех, которые будут, когда ты уже превратиться в тлен. Это, брат, в нас заложено, и оно неистребимо. Делать для будущего, оставить после себя след...

Мурашик задумался, замолчал. По виду его, по выражению лица было ясно, что не спорит он не потому, что сдался, а скорее потому, что устал.

Тяжело вздохнув, он поднялся и стал собираться домой. Неловко и нервно складывал свои рисунки в папку; надевая старенькое пальтишко, зацепил рукавом настольную лампу, испуганно водворил ее на место, торопливо попрощался.

Оставшись один, Глеб еще долго мерил комнату шагами. Он понимал, конечно, что во многом не смог переубедить Мурашика, не смог разбить его «смертельную философию»... Особенно насчет смысла жизни...

«Что я тут мог сказать? — думал он. — Да и можно ли вообще убедить человека словами в том, что жизнь имеет смысл? Не должен ли он сам когда-нибудь это почувствовать? Да, да, именно почувствовать! А не понять. Ибо понять, видимо, действительно не дано. А вот почувствовать дано. Не чувствовал ли я его, этот смысл, когда в детстве возвращался со станции с полным ведерком угля и знал — теперь в доме будет тепло? Не чувствовал ли я его потом, когда чуть было не утонул в Уймене и когда меня спасли алтайцы? Или тот случай в пещере...»

Они забрались тогда с Витькой в пещеру и заблудились. Двенадцать часов подряд, ощупывая каждый коридор, каждый колодец, каждую щель, искали выход и не находили. В фонариках сели последние батарейки, догорала последняя свеча, усталость подгибала ноги... Витька опустился на холодный сырой пол и затрясся. «Нет! Нет! Не хочу!» — как помешанный повторял он. А Витька был здоровый парень, чемпион факультета по плаванию... Глеб, чувствуя, как ужас начинает охватывать и его, стал ругать Витьку последними словами, пинками заставил подняться и идти вперед. Они продолжали ощупывать каждую щель, проверять каждое ответвление пещеры, двигать непослушными уже руками и ногами. И когда вдруг потянуло откуда-то свежим воздухом, озоном, они чуть не одурели от радости; спотыкаясь и падая, больно ударяясь о каменные выступы, рванулись навстречу все растущему свету. У выхода из пещеры повалились на камни, на траву и едва сдерживали слезы. Каким чудом казались Глебу зеленые травинки, листочки, камешки, теплые, нагретые солнцем! Появилось как бы иное, не бывшее ранее зрение, хотелось подолгу разглядывать самые обычные предметы; и он находил в них то, чего раньше не видел, не замечал...

«Ведь жизнь-то, — думал теперь Глеб, шагая по комнате и как бы продолжая спорить с Мурашиком, — если подходить к ней с точки зрения разума, не приобрела тогда смысла. Но я чувствовал его, этот смысл, черт побери! Всей своей шкурой чувствовал!..»

Через неделю Мурашкин принес новую охапку своих «ужасов» и свои новые сомнения.

— Слушай, Саша, — просмотрев рисунки и послушав рассуждения гостя, сказал Глеб, — давай-ка вместе попробуем рисовать. Я ведь тоже когда-то рисовал, в школе пятерки даже получал. Да и позже пытался... Давай начнем с простенького. Ну вот хотя бы стакан с водой... Вот поставим его на видное место и попытаемся... передать блики на стекле, прозрачность и твердость стекла. И чтобы вода выглядела мокрой... Думаешь, легко?..

Предложил и ждал, что Мурашик заартачится, начнет разглагольствовать о преимуществах сюрреализма над реализмом, вообще, чего доброго, перестанет приходить...

Однако Мурашик, хмыкнув, согласился. И они в тот же вечер принялись рисовать стакан с водой. Как и следовало ожидать, у них ничего не получалось. Они нервничали, бросали свою затею, однако потом сами же себя и стыдили — как это, мол, так легко сдались! Художнички, нечего сказать! Перед обыкновенным стаканом с водой спасовали! Ругали себя, стыдили и начинали все сначала.

— Ты путешествовать любишь? — спрашивал Глеб, не отрываясь от рисунка.

— Даже и не знаю, здорово, наверное... Но не приходилось, — вздыхал Мурашик.

— А я, понимаешь ли, на втором курсе увлекся... Группа там у нас подсобралась, компания... Где нас только не носило!..

И рассказывал о походе вокруг Байкала, о Тянь-Шане, о Горной Шории, показывал фотографии, говорил — погоди, мы еще здесь, в техникуме, поход устроим. Куда-нибудь в горы, подальше, скажем, в Карпаты...