Дело бога Плутоса

Ближе к десерту Дягилев взглянул на часы и вдруг вспомнил, что его уже ждет руководство здешней оперы, и он безбожно опаздывает на встречу. Пожав руку Загорскому и послав воздушный поцелуй пану Ковальскому, он подхватил Лисицкую и растворился, как растворяется туман над утренней рекой. Лисицкая, кажется, хотела бы еще остаться, но противоречить патрону не могла и покорно исчезла вместе с ним.

– А за обед, между прочим, не заплатил, – ворчливо заметил Ганцзалин, проводив взглядом экстравагантного антрепренера.

При этих слова пан Марек, жевавший куропатку, замер с открытым ртом и с некоторым страхом поглядел на Загорского.

– Ничего, – успокоил его тот, – за обед заплатить у нас денег хватит.

Ободренный таким образом, пан Ковальский заработал челюстями с удвоенной силой…

Закончив трапезу, они решили прогуляться по набережной. Правда, Ковальский неожиданно заявил, что у него есть какие-то срочные дела, и он вынужден покинуть приятную компанию.

– Куда это он пошел? – полюбопытствовал помощник, провожая взглядом незадачливого пана Марека.

Нестор Васильевич только плечами пожал.

– В казино, разумеется, куда еще он мог тут пойти, не в оперу же, в самом деле.

– А откуда деньги, – удивился китаец, – он же все проиграл!

Действительный статский советник заметил, что Ганцзалину в его возрасте нельзя быть таким легковерным. Это им Ковальский сказал, что все проиграл, а на самом деле вполне мог припрятать со вчерашнего дня пару-другую пляков: вполне достаточно, чтобы сделать несколько ставок в казино.

– Опять впадет в буйство, – обеспокоился помощник, – снова надо будет его вытаскивать из участка.

– Не впадет, – отвечал Загорский, окидывая рассеянным взглядом террасу, полную гуляющей публики, и сияющий синевой горизонт. – Для этого ему надо выпить как следует, а вот на выпивку у него денег точно нет. Это во-первых. Во-вторых, даже если он и попадет в неприятности это, как ни печально, уже не наше дело: мы от него добились всего, что нам было потребно.

Тут за спиной у него раздался решительный девичий голос:

– Господа… Господа!

Они обернулись. Саженях в пяти от них стояла совсем юная барышня в светло-голубой юбке и таком же жакете. Ее хорошенькую русую головку венчала шляпка с серой лентой, светло-голубые глаза смотрели просительно.

– Нынче какой-то парад женского сословия, – негромко проворчал Ганцзалин. – Нас просто взяли в осаду.

– Пожалуй, – согласился Нестор Васильевич, с интересом оглядывая барышню. – Скажи, а разве мне нравятся кудрявые женщины?

Помощник отвечал, что хозяину нравятся все и всякие женщины, исключая разве что совершенно лысых.

– Не знал этого за собой, – удивился Загорский.

– Век живи, век учись, – заметил китаец.

Но хозяин его уже не слушал, он подошел к барышне и учтиво осведомился, чем он может ей помочь. Оказалось, что мадемуазель Женевьев действительно очень нужна была помощь. Ее дед – инвалид, он передвигается в коляске. Он очень любит сидеть на берегу моря, но здесь трудный съезд, есть ступени и нужна чьи-то сильные руки, чтобы помочь ему спуститься к береговой линии.

С этими словами барышня обернулась назад и помахала рукой. Сидевший в некотором отдалении на кресле-каталке чрезвычайно пожилой господин в шляпе-канотье с седыми, как снег, чуть вислыми усами, с трудом поднял вверх подагрическую руку – очевидно, в знак приветствия.

– Простите, что обременяю вас такой странной просьбой, – продолжала Женевьев, – вас ведь двое и вам, наверное, не так трудно будет спустить кресло вниз, к морю.

– Совершенно нетрудно, – действительный статский советник был сама любезность. – Для этого даже не понадобится два человека. Мой помощник Ганцзалин очень силен и способен сам снести вашего родственника к морю без всякой моей помощи.

И Нестор Васильевич устремил на китайца выразительный взор. Тот недовольно крякнул, однако безропотно впрягся в кресло и повез его вниз, к пресловутым ступеням.

– Человечество совершенно не думает об инвалидах, – заметила барышня, устремляясь следом за Ганцзалином.

– Человечество вообще ни о чем не думает, это не в его правилах, – отвечал Загорский. – Между прочим, я вас узнал.

Она взглянула на него с удивлением и даже чуть замедлила шаг: что значит – он узнал? Она совершенно уверена, что они незнакомы. Действительный статский советник, однако, был уверен в обратном. Пару дней назад на берегу моря устраивали стрельбы по беззащитным голубям. И она тогда подошла и дала пощечину стрелку.

Мадемуазель Женевьев вспыхнула.

– Вы меня осуждаете?

– Ничуть не бывало, – спокойно отвечал Загорский, – напротив, рукоплещу от всего сердца. Люди слишком жестоки к братьям нашим меньшим, причем часто жестоки без всякого повода. В конце концов, можно понять, когда человек охотится для пропитания – но из чистой забавы?