– С американцем ясно, моряк владеет кинжалом, а что у тебя? – распорядитель глядел на Нестора Васильевича, как ему показалось, настороженно.
Тот коротко отвечал, что детство и юность его прошли в деревне, и он хорошо умеет драться палкой. Копье, на его взгляд, от палки не сильно отличается…
– Отличается, – буркнул Боссю, однако в дальнейшие дискуссии вступать не стал, лишь кивнул Загорскому на комплект бойца-гоплома́ха, в который, помимо прочего, входило копье и кинжал-пу́гио.
Довольно быстро начинающие гладиаторы разобрали остальные комплекты – в каждый, помимо вооружения, входило по одной кожаной маске, прикрывавшей лицо.
– А маска для чего? – спросил Максвелл, вертя в руках коричневую личину.
– Чтобы ваши рожи не отпугивали публику, – оскалился Боссю.
Служители помогли гладиаторам облачиться в доспехи, и комната приобрела совершенно древнеримский вид. Казалось, сейчас сюда войдет Нерон или даже император Коммод, который сам сражался на арене цирка и был убит гладиатором Нарциссом.
– Как с этим со всем управляться? – недоуменно спросил долговязый Нагель, которому достался доспех ретиа́рия. Сейчас он растерянно вертел в руках сеть, пытаясь сообразить, что с ней нужно делать.
– Жить захотите – разберетесь, – отрезал Боссю.
– Мы думали, нас будут учить, – заикнулся было рыжебородый Зигурд, но под взглядом Боссю умолк.
Тот, выдержав многозначительную паузу, объяснил, что учить их начнут только со второго дня. Точнее, учить будут тех, кто выдержит первый бой, не получив слишком серьезных ранений и не превратившись в инвалида.
– Нет смысла учить ни к чему не способное мясо, – проворчал распорядитель. – Покажите себя в бою, потом и поговорим.
С этими словами он повернулся и исчез. Вместо него явился неизвестный гладиатор, видимо, из числа опытных. Это был высокий, могучего телосложения мужчина, лицо его тоже было закрыто маской.
– Зовите меня Иероним, – мрачно объявил он. – Сейчас вы все пойдете следом за мной. Не болтать и вопросов не задавать, пока не окажемся на месте.
Прихватив оружие, храбрясь и подбадривая себя и товарищей шутками и прибаутками, все вышли из казармы во двор. Солнце уже село, вокруг сделалось темно, и лишь редкие фонари освещали окрестности. Недалеко от забора, окружавшего казарму, из земли выступала небольшая искусственная пещера высотой чуть выше человеческого роста, которую сторожил крепкий охранник с факелом в руке. Увидев цепочку гладиаторов, страж протянул Иерониму свой факел, а сам отступил в сторону. Предводитель гладиаторов склонил голову и решительно вошел в пещеру. Следом за ним потянулись остальные, замыкал шествие Загорский.
Пещера оказалась началом подземного хода, в ней царила непроглядная тьма и, если бы не факел в руке Иеронима, двигаться тут можно было только на ощупь. Однако трепещущий красноватый огонь факела давал достаточно света, чтобы, ориентируясь на него, быстро продвигаться вперед. Подземный ход выходил прямо на арену и заканчивался круглым низким выходом из подземелья – тем самым, через который когда-то выводили диких зверей. Но сейчас, разумеется, никаких зверей здесь не было и отсюда выходили на бой только гладиаторы.
Публику уже запустили на трибуны, и она шевелилась в вечерней тьме, как огромное многоголовое чудовище. Иероним выглянул наружу, потом повернулся к новичкам и осветил их своим факелом.
– Вы мясо, – сказал он хмуро, – новички, и потому пойдете на разогреве. Постарайтесь показать себя с лучшей стороны.
После этой вдохновляющей речи он разделил всех гладиаторов на две группы по пять человек. В группу с Загорским попали Нагель, техасец и два итальянца – Батисто и Клаудио, оба смуглые, курчавые, горбоносые, похожие друг на друга, как братья. Загорский поначалу даже подумал, что они и есть братья, но итальянцы держались друг от друга на некотором расстоянии и, кажется, совершенно не стремились сблизиться. В противоположной команде оказались рыжебородый Зигурд, Эрнандес, англичанин Спун, француз Конте и бельгиец Ван ден Бош. Если судить с формальной точки зрения, вражеская пятерка должна была быть посильнее пятерки Загорского, однако одно присутствие в команде действительного статского советника делало ее безусловным фаворитом. Видимо, это понял и Иероним, и оттого отправил его в более слабую команду. Гладиаторы ждали, что обе команды тут же и отправят на арену – сражаться, однако этого не случилось.
– Сначала, – по-прежнему мрачно сказал Иероним, – на арену пойдете вы, – и по очереди указал пальцем на Загорского и Эрнандеса, который был одет мурмиллоном и держал в руке короткий меч-гладиус, прикрываясь прямоугольным щитом-ску́тумом. – Бейтесь честно, добросовестно, не жалейте ни себя, ни врага. В противном случае пожалеете, что родились на свет – это я вам обещаю.
С улицы загремели литавры, и Иероним вытолкнул их обоих на арену. Большие факелы, горящие вокруг деревянного помоста, предназначенного для боев, поначалу ослепили их, но они же и указали, куда им двигаться.