Зрители между тем устроили победителю настоящую овацию.
Загорский подумал, что если бы сейчас организовать демократические выборы князя Монако и прилегающих территорий, то нет никаких сомнений, что этот пост получил бы он. Возможно, он мог бы даже баллотироваться на должность президента Франции. К счастью, у него не было столь далеко идущих планов, больше всего на свете он хотел, чтобы бои закончились и он, наконец, смог бы снять с ног тяжелые и жесткие кандалы.
Но этого, по всей видимости, совершенно не хотел мэтр Боссю. Точнее сказать, теперь, когда его намерения стали очевидны, он боялся этого больше всего на свете. Теперь, когда Загорский даже закованный доказал свое превосходство над прочими гладиаторами, единственное, что оставалось Боссю, так это с почетом отпустить его с арены.
Но Боссю, кажется, думал иначе. Выражаясь языком казино, он припас в рукаве неожиданного и подлого туза.
Иероним снова забрал у Загорского копье и вручил ему его собственный тупой меч, уже несколько повыщербленный.
– Ты молодец, – сказал он. – Осталось продержаться совсем немного.
– Что он еще придумал, эта сволочь Боссю? – спросил Нестор Васильевич.
Иероним открыл было рот, но грянули литавры, затрубили горны, и на арену из подземного тоннеля один за другим вышли несколько низкорослых гладиаторов. Загорский заморгал глазами. Что это значит? Боссю решил выставить против него детей?
– Это не дети – отвечал Иероним. – Это гораздо хуже детей – это женщины.
И в самом деле, странные гладиаторы подошли ближе, их осветило пламя факелов, окружавших помост, и Загорский разглядел, что это и в самом деле были представительницы прекрасного пола. Тоже в масках, но зато без шлемов и с распущенными волосами – две брюнетки, одна шатенка и одна рыжая. Все они были одеты в амуницию гопломахов. Лиц их Загорский под масками не видел, однако хорошо рассмотрел фигуры. Это были молодые, сильные женщины, похожие на цирковых гимнасток. На них не было никаких лат, кроме обмоток на руках и ногах, в разрезах коротких туник мелькали крепкие бедра.
Загорский усмехнулся. Папаша Боссю сделал оригинальный ход, заменив мужчин женщинами: это было зрелищно, а для публики, сидевшей в некотором отдалении, вероятно, даже соблазнительно. Однако, как бы хорошо ни были подготовлены эти новые амазонки, сражаться с ними будет все же проще, чем с мужчинами. Так, во всяком случае, показалось ему сначала.
Впрочем, спустя полминуты, когда четыре женщины ринулись на него, словно четыре фурии, он понял, что жестоко ошибся.
Драться с женщинами оказалось куда труднее. И не потому, что они были более быстрыми и умелыми, чем гладиаторы-мужчины, а именно потому, что они были женщинами, притом женщинами, которых не защищали ни шлемы, ни панцири, на даже поножи.
Загорский не мог сделать ни одного стоящего выпада, не мог нанести ни единого удара. Он едва успевал пятиться и отбиваться от них небольшим щитом и своим затупленным мечом. Сама мысль, что один удар его меча может переломать хрупкие кости противниц, делала его совершенно беспомощным. Он мог только защищаться – и не более того.
Следовало признать, что папаша Боссю оказался хорошим психологом. Не было бойца среди мужчин, с которым бы не справился Загорский, но противник-женщина? Как ни уговаривал он себя, как ни говорил, что они – такие же враги, что, если дать им волю, они за несколько секунд изрубят его в капусту, ничего не помогало. Он не мог ударить ни одну из них, в то время как они атаковали его безостановочно.
Единственное, что мог Загорский, так это отмахиваться, отбегать быстрыми мелкими шажками, делать ложные выпады, наносить пугающей силы удары по воздуху. Впрочем, он и здесь применил хитрую тактику. Он не противостоял сразу нескольким противницам, а вставал так, чтобы одна гладиатриса, сражаясь с ним, загораживала его собой от остальных.
Действуя подобным образом, действительный статский советник экономил силы, которых после первых схваток осталось не так уж много. На его счастье, у противниц не было ни копий, ни трезубцев, только дубинки и кинжалы-пугио, так что дотянуться до врага им было совсем непросто.
Уже через пару минут гладиатрисы заметно устали и не шли вперед с такой скоростью и силой, как в начале боя. Загорский, улучив момент, даже ударил пару раз рыжей по гарде ее кинжала – так, чтобы удар отдался бы в руке и травмировал ее. Это ему удалось: рыжая обожгла его яростным взглядом сквозь прорези в маске, попятилась и спряталась за спинами подруг. Те же с новой силой обрушились на Загорского. Сила, и правда, была новая, но уже далеко не та, что в начале.
Действительный статский советник, наконец, нашел способ, который позволял язвить противниц, но при этом не оскорблял его чувств рыцаря и джентльмена. Если дама со своим кинжалом подступала слишком близко, Нестор Васильевич отбивал удар и, в свою очередь, толкал противницу рукой или щитом. Такого рода толчок не наносил видимого урона, однако сбивал ее с ног, и она некоторое время барахталась на помосте, пока ее напарницы наскакивали на Загорского, словно эринии[16]
.