Загорский, по-прежнему не глядя в сторону собеседника, слегка улыбнулся, кажется, соглашаясь с умозаключениями более молодого коллеги. Тут Покотилов набрался храбрости и сказал:
– Вы меня простите великодушно, господин Загорский… – тут он испуганно сбился и быстро проговорил: – Я хотел сказать, господин Вахович, то есть, вы понимаете… Я был бестактен и груб. Я сожалею о своем поведении.
Нестор Васильевич повернулся к нему. В глазах его плясали чертики. Сбитый с толку Покотилов умолк.
– Ей-богу, не стоит об этом, – весело сказал коллежский советник. – Я уже обо всем забыл. Тем более что я понимаю вас, как никто другой. Китайский язык, который мы избрали своей профессией – дело настолько сложное и тонкое, что любой синолог испытывает к коллегам вполне понятное недоверие и ревность. Я и сам иногда гляжу на какого-нибудь тридцатилетнего юношу и думаю: да что он может понимать в китайском языке и китайской культуре? Ведь он наверняка иероглиф «ли» от иероглифа «цзю» не отличает.
И Загорский засмеялся так непосредственно и открыто, что смущенный Покотилов не смог удержаться и присоединился к нему…
Вскоре после того, как Ли Хунчжан покинул пароход, колеса его заработали, он поднялся несколько выше по течению и причалил возле острова Шам
Примерно через полчаса после того, как «Речная ширь» причалил к Шамяню, Загорского отыскал штабс-капитан Солдатов. Оказалось, подозрительный китаец из пароходной команды – а его звали Сунь Вэй – воспользовался суматохой, которая воцарилась по прибытии генерал-губернатора, и ускользнул на берег. Штабс-капитан последовал за ним. Чтобы не быть заметным в азиатской толпе, он заранее приготовил себе простую китайскую одежду и обзавелся конусообразной соломенной шляпой, которую носят на юге Китая. Шляпа эта полностью скрывала его лицо, и понять, что это европеец, можно было, только специально под нее заглянув.
Сунь Вэй дошел почти до центра города, потом занырнул в небольшую харчевню. Штабс-капитан последовал за ним. К счастью, харчевня была забита народом, так что на него никто не обратил внимания. Ему удалось сесть неподалеку от столика, где сидел Сунь Вэй. Спустя пару минут к тому подсел другой китаец, и началась какая-то негромкая беседа.
– О чем беседа? – нетерпеливо спросил Нестор Васильевич и тут же разочарованно махнул рукой: – Ах да, вы же не знаете китайского. Но хотя бы внешность этого второго описать вы можете?
– Ну, какая же у китайца внешность? – развел руками штабс-капитан. – Маленький, желтый, черноволосый, узкоглазый.
Тут он осекся и на миг задумался.
– Впрочем, – сказал он неуверенно, – мне показалось, что он как-то отличался от прочих.
– Все китайцы отличаются друг от друга, – заметил Нестор Васильевич, – просто иностранцы этого обычно не видят.
– Да, но этот отличался и от всех других китайцев, – возразил Солдатов. – У него был другой загар, более, что ли, светлый. Он был не такой желтый, как остальные. И еще мне показалось, что он какой-то… скользкий, что ли. В общем, непростой человек.
Нестор Васильевич кивнул: это любопытно. Будем считать, что вылазка штабс-капитана прошла не зря. За рабочую версию примем предположение, что мы имеем дело с заговорщиками. И он, Загорский, кажется, даже знает, зачем они встречались.
– Зачем же? – спросил Солдатов.
– Недавно стали известны ближайшие планы цесаревича. Его высочество сегодня вечером собирается инкогнито посетить остров Хон
Штабс-капитан посмотрел на Загорского весьма внимательно. Господин драгоман полагает, что покушение может состояться прямо сегодня?
– Я просто не исключаю этого, – отвечал Нестор Васильевич. – Во всяком случае, мы должны быть ко всему готовы. Должен сразу предупредить, что дело нам предстоит нелегкое. Я постараюсь осмотреть окрестности монастыря до приезда его высочества, а вы сопровождайте его на максимально близком расстоянии. Так близко, насколько это позволительно этикетом.
– Позволительно, – отвечал Солдатов. – Наследник отправляется в монастырь инкогнито, так что не будет особых оснований разгонять вокруг него публику. А я снова явлюсь в образе праздношатающегося местного жителя.