– Я даю вам минуту на размышление, – сказал Загорский очень серьезно. – Если по истечении этого срока вы не начнете говорить, я выполню свое обещание. Не надейтесь на свою силу и ловкость, не мечтайте меня одолеть. Прежде, чем отправить вас в полицию, я прострелю вам и левую руку, а заодно и обе ноги. Вы будете не более страшны, чем улитка, ползущая по склону…
Ниндзя поднял на него темный взор.
– Мне не нужно ваше разрешение и не нужно ваше снисхождение, – сказал он. – Судьбу синоби решает только он сам.
Ниндзя мгновенно сунул руку за пазуху, и в руке у него блеснул небольшой узкий нож. Загорский отпрыгнул в сторону, думая, что ниндзя метнет нож в него, но тот коротким движением взрезал себе горло. Секунду он сидел неподвижно, словно окаменев, затем горло его вскрылось, и оттуда, пузырясь, потекла темная кровь.
Напоследок ниндзя еще как будто силился что-то сказать, но силы оставили его, и он упал навзничь – на твердую и чужую землю, негостеприимную и так не похожую на землю его родины…
Глава шестая
Соблазны чайного дома
Когда Загорский вернулся на пароход, первым, кого он увидел, оказался штабс-капитан.
– Где вы пропадали? – заговорил тот взволнованно. – На наследника в монастыре было произведено покушение. В него стреляли. К счастью, промахнулись…
– Я знаю, – отвечал Загорский хмуро. – Это я стрелял.
Солдатов опешил: то есть как это – он?
– Вот так, – отвечал Нестор Васильевич. – И я не промахнулся, как вы изволили заметить. Я попал, просто стрелял я не в цесаревича, а в убийцу.
И он в двух словах пересказал штабс-капитану, что случилось в монастыре.
Выслушав его рассказ, Солдатов с минуту молчал, глядя куда-то себе под ноги.
– Жаль, – наконец сказал он, – очень жаль.
Коллежский советник согласился: действительно жаль. Возможно, он видел одного из последних синоби Японии. И вот теперь этот удивительный человек лежит в чужой китайской земле, захороненный бородатым иностранцем.
Солдатов поморщился и сказал, что жалеет он не об убитом ниндзя, а о том, что тот унес свою тайну в могилу. Ведь если был один, не исключено, что появится и второй.
– Непременно появится, – согласился Загорский. – Те, кто решил убить цесаревича, так просто не остановятся. Кстати, как восприняли покушение наследник и его свита?
Солдатов неожиданно улыбнулся и сказал, что никак не восприняли. Они даже не поняли, что произошло. Когда раздался выстрел, рядом с наследником тут же возник полковник Путята, который заявил, что это просто китайцы по своему обычаю при помощи шутих отпугивают злых духов. Неизвестно, насколько ему поверил сам цесаревич, но никакой суматохи не возникло, и вся компания спокойно прошлась по монастырю.
Загорский поглядел на штабс-капитана и улыбнулся. Что ж, это, пожалуй, хорошо, что о покушении пока никто ничего не знает. В противном случае возник бы дипломатический скандал между Россией и Китаем, а Китай тут и вовсе ни при чем.
– А кто при чем? – полюбопытствовал Солдатов.
Нестор Васильевич задумался ненадолго.
– Так сразу не скажешь, – отвечал он хмуро. – В Японии хватает ортодоксов, которые не могут простить России, что Сахалин им уже не принадлежит. Есть там и политические силы, мечтающие скинуть нынешнее правительство, и самим встать у кормила власти. Нельзя исключать и какого-нибудь местного князя, свихнувшегося на почве ненависти к иностранцам. Реставрацию М
– А если не повезет? – спросил штабс-капитан, внимательно глядя на собеседника.
Загорский усмехнулся невесело.
– Если не повезет, домой будете возвращаться без меня…
Они помолчали.
– А что делать с китайцем-предателем? – спросил Солдатов.
Загорский поморщился: вероятно, его использовали втемную. Но все равно не мешает взять его за горло и потрясти как следует. Вот пусть господин штабс-капитан и займется этим в ближайшее же время.
Огромный пассажирский лайнер «Звезда Востока» медленно входил в порт Нагасаки. На верхней палубе стоял высокий элегантный человек в сером костюме. Вид его был строгим, взгляд каре-зеленых глаз – внимательным, пышную темную шевелюру он с утра усмирил сеточкой для волос и прикрыл новомодной шляпой-канотье, но не светлой, а тоже серой. В правой руке он держал тросточку, в левой – небольшой саквояж. Если бы костюм и шляпа его были чуть посветлее, он производит бы впечатление легкомысленного франта, а так посторонний взгляд проскальзывал по нему, не задерживаясь, в поисках перспективы более яркой и привлекательной.