Дело наследника цесаревича

Лицо у Харуки озарилось: хозяин предложил хороший выход. Коляски у рикш закрытые с боков, если надеть на голову шляпу, можно скрыть и лицо. Однако рикши не повезут их в Ига, это слишком далеко.

– Нам и не нужно в Ига, нам главное сейчас – выбраться из города. С запада у нас море, на севере – река. Какой ближайший населенный пункт на юге?

– Порт Сакаи, – отвечал Харуки, – но зачем нам на юг? Ига – на востоке.

– Значит, едем в Сакаи, – повторил Загорский.

Японец посмотрел на него с удивлением, но потом какая-то догадка мелькнула у него во взгляде. Хозяин, похоже, задумал хитрую комбинацию. Однако была еще одна сложность – когда их арестовывали, у них забрали документы и деньги. Чем платить рикшам?

– Что-нибудь придумаем, – сказал Загорский. – Лови куруму.

Уже спустя пять минут два сильных жилистых рикши влекли своих пассажиров по дороге, ведущей в сторону Сакаи. По словам Харуки, если рикши попадутся хорошие, в городе они будут уже через пару часов. Правда, это путешествие отдаляло их от цели – города Ига, но хозяин, вероятно, руководствовался какими-то очень мудрыми стратегическими соображениями. Однако, поскольку ехали они отдельно, этими своими соображениями господин Токуяма поделиться с ним не мог. С другой стороны, и хорошо, что ехали отдельно – так их труднее было заметить. Да и не могли они ехать никак иначе, кроме как отдельно – как уже говорилось, парные повозки в Японии были запрещены, поскольку в них могли ехать мужчина и женщина вместе, что подразумевало чрезмерную близость и разврат.

О том, что мужчины и женщины в Японии до сих пор сидели голые в одном водоеме, Харуки не вспоминал, поскольку это, по его японскому пониманию, не подразумевало чрезмерной близости и разврата. Впрочем, это ведь не только русская душа загадочна, японская душа, если присмотреться, против русской в три раза загадочнее будет. Вот только присматриваться никто особенно не спешит, говорят, даже сам русский наследник в узком кругу зовет японцев макаками. К макакам, сказал, заедем, имея в виду свой визит в Японию. Впрочем, так это или нет, Загорский знать не мог, он не был допущен в такие высокие сферы, где японцев, не обинуясь, зовут разными обидными прозвищами. Так или иначе Нестор Васильевич от этого совсем не горевал: не допущен – и не надо. Хотя сам коллежский советник был синологом и, как всякий почти синолог, имел против японцев некоторое предубеждение, но не любил, когда людей, пусть даже и сынов Ямато, сравнивали с животными.

Вот за такими примерно размышлениями проходил их путь к городу Сакаи. По бокам, естественно, катился прельстительный японский пейзаж – цветущая, белая, как европейская невеста, сакура, груши и даже иностранные яблони. Их плоды в последние десять-пятнадцать лет распробовали японские пейзане и стали их высаживать с другими фруктовыми деревьями, такими, например, как сливы.

Так или иначе, до сих пор основу японских полевых посадок составляли злаки. Рожь, ячмень, пшеница, просо, ну и, разумеется, рис, популярность которого возросла именно в эпоху Мэйдзи. Белый рис, впрочем, считался у крестьян роскошью, и потому его часто смешивали с другими злаками и овощами.

Загорский ехал и размышлял о том, что экономические реформы Мэйдзи освободили часть творческой энергии этого трудолюбивого народа, что европейские технические изобретения отчасти высвободили их труд, сделали его более эффективным, а страну – богатой. Если так пойдет дальше, очень вероятно, что Япония войдет в число могущественных мировых держав, во что, конечно, до сих пор не могут поверить гордые люди Запада.

Если иметь в виду воинский кодекс бусидо, ставший в последнее время очень популярным даже среди обычных обывателей, не имеющих никакого отношения к упраздненному сословию самураев, а также желание японского руководства поучаствовать в переделе мира, можно смело предсказать, что сыны Ямато еще преподнесут Западу сюрпризы.

Пригороды незаметно перешли в городские улицы. Впрочем, в небольших японских городках окрестности не сильно отличались от самого города. Одинаковые маленькие одноэтажные дома, крытые соломой или черепицей, лишь кое-где перемежались двух- и трехэтажными зданиями, возведенными местными богачами; рядом с ними располагались фруктовые сады и даже полевые наделы.

Рикши довезли их до центра города и высадили на площади. Харуки по дороге снял с себя мундир и фуражку и превратился в обычного голопузого японца, которых полно было на городских улицах. Некоторые из голопузых ходили просто в набедренных повязках, хотя, на взгляд Загорского, погода была еще не такая жаркая.

Недружелюбно поглядывая на голозадых компатриотов, помощник пробурчал, что это варварство, и правительство давно уже запретило ходить по городу без штанов. Увы, в провинции на высочайшие указы обращают мало внимания, если они идут поперек обычая и привычки.

Меж тем рикши стояли, выпрямившись, и вопросительно глядели на Харуки.

– Что им надо? – осведомился Загорский и тут же хлопнул себя по лбу: – Ну, конечно, деньги!

– Да, – буркнул помощник, – а денег нет.

– Сколько им полагается?