– Госпожа лисица, умоляю, не убивайте меня и не забирайте мою душу, – заговорил он покаянным голосом. – Я не хотел ничего дурного, у меня просто прихватило живот. Но я даже не успел ничего сделать, сами посмотрите.
– Еще чего, буду я смотреть, – фыркнула демоница. – Лучше скажи, что ты делаешь в нашем саду посреди ночи? Знаю я вас, вакасу, вам лишь бы портить жизнь честным людям. Как теперь прикажешь с тобой поступить?
– Умоляю пощадить вашего слугу, – он снова бил в землю повинной головой. – Простите, меня, госпожа лисица…
– Почему ты зовешь меня лисою? – спросила она, удивленно хмыкнув.
– А как же велите вас звать?
– Зови меня Ёсико́.
– Так точно, госпожа Ёсико. Нет мне прощения, нет мне прощения! – снова закланялся он.
Лисица Ёсико кивнула – действительно, прощения ему нет. Однако она все-таки сменит гнев на милость и, может быть, простит его. Завтра же пусть явится сюда прямо с утра и бесплатно перекопает весь огород, а также сделает еще кое-какую грязную работу по дому. Если же он не явится, она нашлет на него такую порчу, что все его внутренности начнут гнить и будут гнить годами, пока он не умрет.
И суровая барышня махнула рукой, отпуская Ютаку. Он поднялся на ноги и, держа глаза опущенными, пошел прочь. Однако, едва миновав калитку, Ютака задал такого стрекача, что ветер в ушах засвистал. И пока он бежал, вслед ему еще долго звучал издевательский смех оборотня.
Еще не взошло солнце, как Ютака явился к своему приятелю Шого и попросил его, как человека ученого, разъяснить то чудо, которое с ним вчера приключилось. Шого, выслушав его, только головой покачал.
– Не понимаю, – сказал он, – что связывает такого просвещенного и умного человека, как я, с таким дураком и варваром, как ты. Это же надо было догадаться – нагадить в саду Ватанабэ-сэнсэя. О чем ты думал, засранец?
Ютака вскинулся: второй раз за сутки это ужасное слово. Ах, как это невежливо, как нехорошо! Того и гляди войдет в привычку, и так и будут его звать Ютака-засранец. Какой позор на его голову и на весь его род!
Он пытался сказать, что он ничего не сделал, только собирался, но Шого его не слушал. Приятель объяснил Ютаке, что тот еще дешево отделался. Если бы его застал за такими забавами сам ямабуси, сидеть бы ему в городской тюрьме. А внучка его, видно, девушка добрая. И никакая она не лиса, конечно, однако лучше будет сделать все так, как она велела.
Ничего не оставалось Ютаке, кроме как явиться поутру к дому Ватанабэ-сэнсэя. Он, признаться, рассчитывал, что соратники-вакасу проводят его, чтобы ободрить и показать, что есть кому за него вступиться. Но у всех обнаружились какие-то срочные дела, которые никак нельзя было отложить.
«Нельзя отложить! – с горечью думал Ютака, направляясь к дому Ватанабэ-сэнсэя, где ждала его ужасная лиса-кицунэ. – Когда меня будут убивать и распиливать на части, у них тоже появятся срочные дела. Нет, никому в этом мире доверять нельзя».
В довершение всех бед, вместо Ёсико, которой Ютака боялся, но к которой все-таки немного привык уже, из дома вышел сам Ватанабэ-сэнсэй. При первом же взгляде на него становилось ясно, что перед вами – человек необыкновенный. Пронзительный взгляд из-под кустистых бровей, пышная седая шевелюра, собранная наверху в пучок, как у китайских даосов; суровые резкие черты лица выдавали в нем человека, много видевшего в жизни и много пережившего. Темное синее кимоно сэнсэя могло по насыщенности соперничать с весенними небесами. Тело сильное, мощное, совсем не стариковское. Если бы не седина, ему вряд ли можно было бы дать больше сорока. Впрочем, сколько ему на самом деле лет, никто не знал. Может, шестьдесят, а может, все девяносто. Говорят, что некоторые ямабуси добиваются подлинного бессмертия и столетиями живут на нашей грешной земле, вращая колесо Дхармы и служа великому будде Да́йнити.
– Кто ты такой? – спросил учитель, внимательно оглядывая гостя с головы до ног.
– Мое имя Мару
Глаза хозяина дома насмешливо блеснули.
– И что же надо достопочтенному Ютаке в моем бедном жилище? Или он не закончил тут какое-то дело, которое начал раньше?
Знает, понял Ютака, все знает чертов старец! Еще и достопочтенным назвал, издевается. Хорош достопочтенный – едва не обделался прямо у порога. Будь он человеком чуть более впечатлительным, тут же и умер бы от стыда. А так только покраснел до корней волос и продолжал кланяться, бормоча какие-то жалкие извинения.
– Ну, вряд ли ты пришел ко мне, – сказал между тем хозяин дома, видимо, решив сменить гнев на милость. – Чем я могу быть интересен такому бравому молодцу…
Тут, словно услышав эти слова, на порог вышла сама внучка Ватанабэ-сэнсэя. Больше всего Ютака боялся, что она опять назовет его засранцем или кем-то вроде того, на этот раз уже прилюдно, после чего позора, разумеется, не смыть до конца его дней. Но Ёсико сжалилась, назвала его братцем, вынесла тяпку и грабли и велела обработать огород, который скрывался в дальнем углу двора, за фруктовыми деревьями.