Дело тётушки Кеннел

– Отчего же не было, – пробормотал он, готовый откусить себе язык. – Было. Но это… то ралли тоже было нечестное дело. Эдна! Я же говорю: я жулик. Мошенник. Шарлатан. Таких, как я, нельзя подпускать к себе на пушечный выстрел!

Но девчонке было хоть бы хны.

– Нет, а анаконда? Она была? Была, да? Ну, была?

Саммерс перевел глаза на пароход. Фокс, внимательно наблюдавший за ними, исчез – как исчез и профессор. Последние пассажиры спешили занять свои места, и, кажется, никому теперь не было до него дела. Как вдруг сквозь портовый гам прорвался шум мотора. Сначала одного, потом второго, за ним третьего, четвертого – и вот, наконец, в порт ворвались таксомоторы – один за другим. Из машин повыскакивали репортеры.

– Папа, – с досадой проговорила Эдна, закрываясь от магниевых вспышек. – Он уже здесь. Слушайте, эй! Да перестаньте вы туда пялиться! Поцелуйте меня!

– Чего? – поперхнулся коммерсант. – Эдна, вы сдурели.

– Но ведь больше мне ничего не светит? – резонно заметила маленькая большая девочка. – Целуйте, сейчас начнется!

Он молчал.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, поцелуйте меня! – умоляла Эдна Вандерер.

Он взял ее за плечи и развернул так, чтобы она оказалась к камерам спиной, но репортеры осадили со всех сторон. Еще несколько вспышек – и камеры замерли в ожидании.

Коммерсант взвесил, что можно сказать, не сказал ничего и только покачал головой.

– Струсили, – зло прошептала Эдна.

– Я? – Саммерс тоже перешел на шепот. – Юная леди, если бы я сейчас вас поцеловал, это был бы поцелуй на миллион долларов! Не просто какая-то там мутная история – скандал. Я полжизни мечтал о таком. Но… – он полез в карман за сигаретами, – …не буду.

– Вы полжизни мечтали о таком скандале? – медленно выговорила она, не обращая внимания на камеры. – И отказываетесь?

Он чиркнул зажигалкой.

– Да.

– Почему?

– Потому что вам четырнадцать лет.

– И это все?

Ей больше ничего не ответили. Эдна закатила глаза.

– Как с вами трудно со всеми, я просто не могу. Церемонии, церемонии – вот у меня где ваши церемонии.

Она провела рукой по горлу.

Коммерсант молчал. Он вглядывался в горизонт, пытаясь высмотреть Вандерера.

Тогда девчонка сделала ему знак наклониться.

– Слушайте, – спросила она на ухо, – а что это значит: «поцелуй на миллион долларов«? Шантажируете отца, что продадите фото в «Нью-Йорк Таймс«, что ли?

– Если я сделаю то, что вы просите, – тоже на ухо ответил коммерсант, – фото и без всякого шантажа будет во всех газетах.

– А миллион?

– Для меня это равносильно чеку на миллион.

– Его кто-то увидит?

Коммерсант неопределенно покачал головой.

– Жена? – прищурилась Эдна. – Развод?

– Нет. Эдна, нехорошо совать свой нос в дела, которые вас не касаются.

– Минуточку-минуточку, – сказала Эдна. – Очень даже касаются. Если вы меня поцелуете, вам дадут за это миллион?!

Коммерсант не ответил. Он выбросил окурок и снова сунул руки в карманы. По пристани несся Вандерер. За Вандерером быстро шел Кори. За Кори – Засс. Следом одинаково, вразвалку, расставляя носки в стороны, следовала за шефом охрана.

– Ваш отец, – Саммерс показал подбородком. – Идемте.

Но Эдна даже не повернула головы, чтобы посмотреть на отца. Она опять сделала коммерсанту знак нагнуться, и, когда он сделал это, бросилась ему на шею.

Глава тридцать третья. Разговор с Вандерером

Коммерсант стоял, ошеломленный. Поцелуй, конечно, вышел детским – Эдна успела чмокнуть, пока он отдирал ее от себя, чтобы передать отцу. На фото наверняка вышло сущее безобразие. Саммерс не мог бы описать охвативших его чувств, но ощущал, себя как если бы надрался вдрызг. Однако, голова была удивительно ясной. Он знал это чувство.

Кураж.

Миссис Кеннел протолкалась через толпу и щелкнула застежкой сумочки – достала лорнет.

– Что это? – с неудовольствием сказала она, оглядев сначала двоих полицейских в фесках, потом адвоката, потом по очереди каждого в собравшейся толпе. – Ах, это вы, герр Засс. Magnifique[27]!

– Я узнал все! – кричал немец. – Я подам на вас в суд! Я устрою вам очную ставку с дирекцией Службы Древностей!

Пока он скандалил, тетка крутила лорнет на пальце.

– Очень мило, дорогой господин Засс, – произнесла она. – Прекрасно. Я тоже хочу видеть дирекцию.

– И я бы не отказался, – сказал ее племянник.

– Мы бы имели дивную беседу. Да, дорогой?

Тетя поправила ему галстук, заботливо пригладила торчащую щетину над его лбом, потрепала по щеке.

– Бедный мой мальчик! Оклеветали, оплевали, ограбили! Ну ничего, герр Засс, вам это так не пройдет.

– Was es bedeuted? Что это значит?

– Это значит, – охотно пояснил Кеннел, – что полиции будет интересно послушать, как мистер Вандерер хотел похитить мумию, хотя закон запрещает вывозить древности из страны, а вы ему в этом помогали. Как вы ненавидели меня и всячески старались подставить. Как вы рылись в наших вещах и оскорбили тетю. Тетя, мы же позвоним министру, правда?