Дельцы.Том I. Книги I-III

— Во мнѣ говоритъ вовсе не покинутый любовникъ. Я не прошу у васъ пи взаимности, ни даже дружескаго чувства. Я только открываю вамъ глаза. Вы хотите изучать міръ, вамъ неизвѣстный, и думаете, что Саламатовъ такая звѣзда, которая освѣтитъ вамъ путь, что онъ одинъ заинтересуетъ васъ надолго! Я-же вамъ показываю, что это за баринъ. Онъ только и держится своей старой репутаціей; его грѣшное тѣло скомкало его въ своихъ когтяхъ, и съ каждымъ днемъ онъ долженъ все больше и больше пасовать… Онъ выдохнется для васъ въ нѣсколько дней, если вы будете знать закулисную сторону его богатырской дѣятельности. Вотъ вамъ и мое резюме. Согласитесь, что оно не было особенно длинно.

Зинаида Алексѣевна опустила голову и долго не смотрѣла на Малявскаго.

— Затѣмъ, — началъ онъ полушутливо: — поручаю себя вашему доброму вниманію. Когда вамъ понадобятся новыя справочки о генералѣ Саламатовѣ, дайте мнѣ знать, я явлюсь и сообщу вамъ всякую штуку. Вы видите, ка-ковы-бы мы ни были, крупныхъ или мелкихъ размѣровъ, но мы ведемъ всякое дѣло на чистоту. И повѣрьте, изучать съ нами неизвѣданные вами міры будетъ не менѣе занимательно, чѣмъ съ Саламатовыми. А впрочемъ, какъ вамъ будетъ угодно.

Онъ всталъ и протянулъ ей руку.

— До свиданія, Зинаида Алексѣевна, дайте ручку по-пріятельски. Согласитесь, что я никакъ ужь не менѣе благодушенъ, чѣмъ его превосходительство. Обижаться было-бы глупо. Вы приняли миражъ за настоящее дѣло и насъ грѣшныхъ поторопились смѣшать съ грязью.

Зинаида Алексѣевна подала ему руку и точно про себя выговорила:

— Все это подходъ!

— Факты, факты-съ, а не подходъ. Вамъ, съ вашимъ самолюбіемъ, конечно, тяжело сознаться, что вы промахнулись, но умъ вашъ перетянетъ и не позволитъ вамъ слишкомъ долго нервничать.

Не давъ ей времени одуматься, Малявскій вышелъ изъ комнаты и кивнулъ весело головой.

«Теперь, — подумалъ онъ, выходя на улицу: — пожалуйте, ваше превосходительство. Вамъ остается одно орудіе: деньги; а если она падка на деньги такъ и чортъ съ пей!»

А Зинаида Алексѣевна, стоя посрединѣ комнаты, выговорила про себя:

«Нѣтъ, онъ не такъ мелокъ!»

XIV.

Зинаида Алексѣевна не выходила никуда три дня. Писать Малявскому опа не желала, хотя три длинныхъ дня, проведенныхъ больше лежа на кровати, привели ее къ выводамъ, скорѣе благопріятнымъ дли личности молодаго бойца, разоблачившаго передъ ней Саламатова. На «свѣтило» она начала глядѣть, какъ на звѣзду, отливающую мишурнымъ блескомъ.

Въ комнатѣ у нею стояла темнота. Только съ улицы проникалъ дрожащій свѣтъ газоваго рожка. Слишкомъ тошно сдѣлалось Зинаидѣ Алексѣевнѣ все валяться на кровати. Ея холостая обстановка и бездѣйствіе въ этотъ день особенно давили ее. Она наскоро одѣлась и пошла «шатаіься». Ей никуда не хотѣлось, въ театръ не та-яуло, да и лишнихъ денегъ не было; къ кое-какимъ знакомымъ тоже не тянуло. Дойдя до Аничкова моста, она остановилась у перилъ и долго глядѣла внизъ по Фонтанкѣ на извивающійся рядъ фонарей и вечернюю морозную мглу. Былъ въ исходѣ восьмой часъ, самое бойкое вечернее время въ Петербургѣ. Позади ея, по тротуару моста, слышенъ былъ топотъ шаговъ и гулъ пересѣкающихся разговоровъ, въ перемежку съ ерзганьемъ саней по убитому снѣгу. На другомъ тротуарѣ жалобная шарманка играла:

«Гусаръ, на саблю опираясь»…

и перекусывала каждую фразу мелодіи нестерпимымъ для уха сапомъ.

Зинаида Алексѣевна обернулась и поглядѣла на слѣпаго солдата безъ лѣвой руки, въ порыжѣлой шинели и бараньей шапкѣ черкесскаго покроя. Онъ, мигая впадинами глазъ, водилъ еле-еле правой рукой, причемъ лѣвый рукавъ, засунутый въ карманъ, вздрагивалъ при каждомъ поворотѣ. Тутъ-же рядомъ бойкій паренекъ, въ крытомъ полушубкѣ, опустилъ на панель лотокъ и покрикивалъ свѣжимъ, но охриплымъ голосомъ:

— Бергамоты, груши хороши.

Мимо Зинаиды Алексѣевны, задѣвъ ее раздутой юбкой, сверхъ которой надѣто было красивое короткое пальтецо, прошла особой какой-то походкой коренастая, пухлая лицомъ женщина въ высоки бѣлой шляпкѣ съ цвѣтами. Ея туалетъ и походка заставили Зинаиду Алексѣевну обернуться и проводить ее глазами. У схода съ моста, около книжной лавочки, шагахъ въ трехъ отътого мѣста, гдѣ стояла Зинаида Алексѣевна, бѣлая шляпка повстрѣчалась съ розовой, не менѣе украшенной цвѣтами. То была сухая высокая женщина съ блѣднымъ лицомъ и плоскими черными волосами. На ней некрасиво болталось сѣрое пальто, пзъ-подъ котораго виднѣлось желтое съ разводами платье, повидимому съ отсутствіемъ юбокъ.

— Ты куда, Сонька? — спросила она бѣлую шляпку.

— Въ Пассажъ

— Ни единой души христіанской тамъ нѣтъ!

— Ишь-ты. А юнкеръ?

— И юнкера нѣтъ.

— Можетъ, Миша съ телеграфнымъ?

— Не видала.

— Ну, такъ изъ берейторовъ кто есть?

— Пи одной души, говорятъ тебѣ

— А топографъ нашъ?

— Ну, иди пустаго мѣста искать, я иззябла — смерть!.. До Владимірской дойду, коли ничего не выхожу, такъ въ трактиръ забѣгу хоть парочку чайку пропустить.

— Ну, и я инъ туда спущусь, по Пассажу походимши. Да что-же это они, черти! По какимъ норамъ растыканы? Все, чай, въ Буфъ бѣгаютъ, на Щнейершу смотрѣть. Прощай, божья душа?