Дельцы.Том I. Книги I-III

— Кто вамъ это говоритъ. Вы только не волнуйтесь, а слушайте меня. Я мекаю такимъ образомъ. До тѣхъ поръ, пока вы сами не заявите себя человѣкомъ съ деньгами, ничего вы вашимъ строченіемъ не добьетесь. Натуру-то вашу я ужь знаю. Залучатъ васъ въ одну шайку и начнутъ ублажать. Вы ихъ, но довѣрчивости вашей, примете за порядочныхъ людей и начнете на ихъ лавочку работать. Потомъ сами догадаетесь или вамъ откроютъ глаза. Расплюетесь вы съ ними. Противно вамъ станетъ; а безъ дѣла вы остаться не можете: возиться вамъ надо и строчить о чемъ-нибудь также. Поскучаете вы, посердитесь, пожалуй, заболѣете, и, глядишь, какая-нибудь другая шайка къ вамъ примостится- и заполонитъ васъ. И начнется опять та-же музыка. Правду я говорю или нѣтъ?

— Пожалуй, и правду, — отвѣтилъ, кисло улыбаясь, Прядильниковъ.

— А коли правду, такъ и выходитъ по-моему: до тѣхъ поръ, пока вы сами въ дѣлахъ не будете, вы только на побѣгушкахъ у тѣхъ, кого вы обзываете мерзавцами.

— Но гдѣ-же мнѣ взять капиталовъ?

— Пускайте въ ходъ мои.

— Ваши?

Прядильниковъ почти сурово взглянулъ на Авдотью Степановну.

— Что-же это васъ такъ испугало?

— Помилуйте, съ какой-же стати?

— Какъ съ какой стати? мы съ вами пріятели, да или нѣтъ?

— Разумѣется… но… согласитесь сами… мое положеніе.

— Физикусъ вы этакой! Зачѣмъ вы слова-то нанизываете. Я вѣдь вамъ не дарю своихъ капиталовъ. Я только предлагаю вамъ иначе поставить себя.

— Да я совсѣмъ не гожусь на это, я человѣкъ теоретическій.

— Знаю. По не забывайте, что я человѣкъ практическій. Глупостей я вамъ дѣлать не дамъ я не отказываюсь вовсе отъ своихъ денегъ. Я себѣ не врагъ, и повѣрьте, если-бы вы мнѣ что-нибудь присовѣтовали неподходящее, я васъ сейчасъ окорочу. Нужно только сдѣлать такъ, чтобы вы имѣли голосъ…

— Авдотья Степановна, — перебилъ ее Прядильниковъ: — я очень тронутъ вашимъ предложеніемъ; но, извините меня Бога-ради, принять я его не могу.

— Бы серьезно говорите? — нѣсколько построже спросила Авдотья Степановна.

— Серьезно-съ.

— Что вы за уродъ!

— Поймите…

Прядильниковъ не договорилъ и началъ болѣзненно ёжиться въ креслѣ.

— Да чего тутъ понимать? Какъ вамъ не стыдно такъ кобениться!

— Авдотья Степановна, — заговорилъ онъ съ дрожаніемъ въ голосѣ: — я самъ думаю устроить иначе свои дѣла; мнѣ такая жизнь надоѣла, я не хочу больше, чтобы моими руками загребали жаръ, я не желаю играть роль какого-то полусумасшедшаго строчилы. Дайте срокъ, я съумѣю найти возможности….

— Ничего вы не найдете! Не съ вашимъ характеромъ получить крупное мѣсто. Если васъ не толкнуть такъ, какъ я вамъ предлагаю, вы весь свой вѣкъ останетесь строчилой.

— Не буду съ вами спорить, — возразилъ Прядильниковъ глухо и вдругъ замолчалъ.

Авдотья Степановна взглянула на него и увидала, что блѣдное съ землистымъ оттѣнкомъ лицо Прядильникова подергиваетъ.

— Вы никакъ обидѣлись? — живо спросила она.

— Помилуйте, нисколько, — вымолвилъ онъ съусиліемъ.

— Обидѣлись, обидѣлись. Экой вы чудной, право. Вамъ надо лѣчиться. Вы развѣ не знаете, что я вашъ первый другъ. Почему-же я не могу сдѣлать вамъ такого предложенія?

— Извините, — бормоталъ Прядильниковъ: —я…

— Ну, что вы, говорить что-ли не умѣете?

— Мнѣ слишкомъ трудно.

— Ну, Богъ съ вами. Авось утро вечера мудренѣе будетъ. Пораздумайте о томъ, что я вамъ сказала, а теперь потолкуемъ на счетъ сердечныхъ дѣлъ.

Прядильникова точно что-то ужалило. Онъ весь выпрямился и сидѣлъ нецодвижно, удерживая дыханіе.

— Я написала Алешкѣ.

— Написали? — беззвучно повторилъ Прядильниковъ.

— Или не вѣрите? Онъ будетъ доволенъ. Никакихъ выговоровъ, ни нѣжностей въ моемъ письмѣ нѣтъ. Пишу ему какъ старшая сестра.

— Будто! — вырвалось у Прядильникова,

— А вы думаете, я весь вѣкъ буду по немъ изнывать? Какъ бы не такъ. Пишу ему: любезный другъ, то, что ты теперь почувствовалъ — твое дѣло, и вмѣшиваться въ это я не хочу, да и не могу. Коли на тебя напалъ такой стихъ, принимайся за новую жизнь. Мы-же тебя и оженимъ, когда настанетъ твой часъ. Только теперь не совѣтую я тебѣ кидаться въ супружескій омутъ. Поживи еще здѣсь, оглядись, распознай: доподлинно ли тебя тянетъ жить въ законѣ. И тогда съ Богомъ!

— Такъ вы ему это все и описали?

— Лгать что-ли буду вамъ. Такое письмо изобразила, что лучше-бы и мать родная не написала…

Авдотья Степановна остановилась и, глядя на Прядильникова, спросила:

— А вы думаете, онъ вернется?

— Вернется, — отвѣтилъ Прядильниковъ, наморщивъ лобъ: — что ему тамъ дѣлать, да у него и деньги, я думаю, подвелись.

— А то не обручится-ли онъ тамъ съ какою-нибудь кисейною барышней.

— Не можетъ быть, — выговорилъ увѣренно Прядильниковъ и украдкой взглянулъ на Авдотью Степановну.

Этотъ взглядъ не укрылся отъ нея.

— Вы ему не будете писать? — спросила она.

— Да вѣдь онъ, кажется, не желаетъ, чтобъ я зналъ…

— Какіе пустяки! Ужь коли я ему такъ отвѣтила, такъ что-же можетъ его смущать?

— Скажите мнѣ, Авдотья Степановна, — заговорилъ Прядильниковъ другимъ голосомъ, не смѣя взглянуть на нее — какое чувство имѣете вы къ нему?

— Самое христіанское.

— Вы допросите-ка себя.