Дельцы.Том I. Книги I-III

— Зачѣмъ мнѣ себя допрашивать. Говорю вамъ: самое христіанское. Никакой злобы къ нему не чувствую, и не ревную его, и не требую отъ него ничего. Всѣ мужчины, милый мой Петръ Николаичъ, на одинъ покрой. Словъ моихъ на свой счетъ вамъ не слѣдуетъ брать. Вы — особь статья, человѣкъ не отъ міра сего.

— Какъ вы прикажете это разумѣть?

— Въ самомъ лучшемъ смыслѣ. Вы Алешкой никогда не были, и для васъ женскій полъ точно и не существуетъ совсѣмъ. А про Алешку я скажу, что онъ все-таки лучше другихъ. По крайней мѣрѣ, смѣлость имѣетъ и не станетъ васъ безъ надобности надувать. Онъ женись хоть сегодня, я на него все-таки буду смотрѣть какъ на свое балованное дитя. Онъ единственный человѣкъ, съ которымъ мнѣ никогда скучно не бывало. Нужды нѣтъ, что онъ никакимъ дѣломъ порядочнымъ не занимается, а голова-то у него — золото. Всякую онъ вещь разберетъ на тонкость, и все это пересыпаетъ балагурствомъ. Меня, напримѣръ, никто еще такъ хорошо не понималъ, какъ онъ.

По мѣрѣ того, какъ Авдотья Степановна говорила о Карповѣ, глаза ея разгорались, а голосъ дѣлался оживленнѣе и звучнѣе. Прядильниковъ замѣтилъ эго и совершенно насупился.

— Вы себя обманываете, — чуть слышно выговорилъ онъ.

— Такихъ людей, — продолжала Авдотья Степановна, не обративъ вниманія на его фразу: — я ставлю выше самыхъ первыхъ умниковъ. Нужды нѣтъ, что они безпутны. Вотъ и теперь: какъ онъ себя показалъ, коли на дѣло взглянуть со стороны? Почувствовалъ онъ въ себѣ переворотъ, онъ не сталъ дожидаться, пока я его сама брошу.

— Ничего онъ не почувствовалъ, — подсказалъ Прядильниковъ.

— Что это вы, Петръ Николаичъ? Да вы въ самомъ дѣлѣ собрались злобствовать на свое собственное дѣтище? Я вижу, что на счетъ чувствъ сь вами сегодня не сговоришься.

— Да, извините меня, — проговорилъ Прядильниковъ и вскочилъ съ кресла — я очень глупъ.

— Вовсе не глупы, а очень ужь разнервничались. Погодите, я васъ успокою. Будемъ поджидать Алешу, а вы тѣмъ временемъ пораздумайте о моемъ предложеніи.

Прядильниковъ пожалъ руку Авдотьи Степановны и стремительно вышелъ изъ кабинета.

По уходѣ его, она, сидя на кушеткѣ, закрыла лицо руками и такъ просидѣла нѣсколько мниутъ. Когда она отняла руки, лицо было заплакано.

Прядильниковъ, сѣвши на извощика, долго не могъ ничего выговорить; наконецъ онъ крикнулъ:

— На телеграфъ!

Черезъ десять минутъ, онъ писалъ телеграмму въ Москву такого содержанія:

«Заклинаю тебя, Алешка, вернуться скорѣе сюда. Если ты не послушаешься, ты поступишь подло.»

Еслибъ ужь не было поздно, Прязильниковъ способенъ былъ самъ отправиться въ этотъ день въ Москву.

VII.

Получивъ записку отъ Катерины Николаевны, Борщовъ долго не могъ настолько успокоиться, чтобы засѣсть за свою обычную работу.

«Чего-же, однако, я волнуюсь, — спросилъ онъ про себя: — это, наконецъ, глупо!»

И онъ началъ себя успокоивать, говоря, что въ Катеринѣ Николаевнѣ слѣдуетъ ему признать простое желаніе свѣтской женщины какъ-нибудь наполнить свою скуку. Такое толкованіе не удовлетворило его. Онъ чувствовалъ, что въ ея топѣ, когда она съ нимъ въ послѣдній разъ говорила, было нѣчто большее простаго любопытства.

И разныя другія мысли начали одолѣвать его голову, — мысли, въ которыхъ онъ почти не узнавалъ себя. Вся его жизнь, съ урочными часами занятіи, съ-идеей долга, съ погоней за всякимъ сколько-нибудь осмысленнымъ трудомъ, представлялась ему въ совершенно другомъ свѣтѣ. Точно будто онъ совсѣмъ не жил до этой минуты, и являлся въ собственныхъ глазахъ какимъ-то скучнымъ и наивнымъ филистеромъ.

«Чего-же я боюсь? — спрашивалъ онъ себя. — Неужели я проживу весь свой вѣкъ точно по какой прописи? Жизнь сама предлагаетъ мнѣ извѣдать настоящую борьбу, а я трушу. Я вижу въ молодой, одаренной женской натурѣ симпатичное броженіе. Она обращается ко мнѣ просто, открыто, человѣчно. А я прежде всего думаю о своемъ спокойствіи и смущаюсь разными филистерскими соображеніями.»

Въ тотъ-же день Борщовъ отправился съ визитомъ къ Катеринѣ Николаевнѣ.

Случилось такъ, что Александръ Дмитріевичъ былъ у жены въ ту минуту, когда доложили о Борщовѣ.

Онъ взглянулъ украдкой на жену, чуть замѣтно поморщился и выговорилъ:

— Кто это?

— Секретарь нашего общества, — отвѣтила Катерина Николаевна и тотчасъ-же встала.

— Дѣловой визитъ? — спросилъ Александръ Дмитріевичъ, кисло улыбнувшись.

— Дѣловой… вѣроятно, — добавила она и какъ будто бы слегка покраснѣла.

— Я удалюсь, — промолвилъ Александръ Дмитріевичъ, оглядываясь на дверь.

— Ты развѣ не хочешь познакомиться съ нимъ?

Вопросъ этотъ Катерина Николаевна сдѣлала, обернувшись къ столу.

— Съ какой-же стати!

— Онъ очень интересный человѣкъ.

Александръ Дмитріевичъ промолчалъ.

Борщовъ войдя увидѣлъ сначала фигуру Александра Дмитріевича, поклонился ему съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ и, подойдя къ Катеринѣ Николаевнѣ, остановился въ несмѣлой позѣ.

Ему протянули руку, онъ пожалъ ее торопливо и неловко.

— Очень, очень рада васъ видѣть, — заговорила Катерина Николаевна не такимъ голосомъ, къ которому привыкъ Борщовъ. — Наконецъ-то вы ко мнѣ явились. Alexandre! Позволь мнѣ васъ познакомить: мои мужъ, Павелъ Михайловичъ Борщовъ.