Напряжение не покидало их компанию. Фрэнсис со вчерашнего вечера не перемолвился с сестрой ни словом, и по пути домой никто не горел желанием затевать беседу. Когда они добрались до пустошей, Росс с Фрэнсисом поскакали вперед, три женщины в ряд ехали следом, а двое слуг из Тренвита верхом на пони и багаж плелись где-то в хвосте.
Вот так и вышло, что Росс и Фрэнсис впервые за много дней смогли дружески побеседовать. А позади них Элизабет и Демельза (Верити хранила молчание) впервые заговорили на равных.
Росс и Фрэнсис аккуратно обошли тему взаимоотношений Верити и Блейми и завели разговор о Сэнсоне. Оказалось, что Фрэнсис тоже не знал о его родстве с Уорлегганами.
– Проклятье, – сказал он, – а ведь я постоянно играл с этим негодяем последние три года. Ясное дело – Сэнсон всегда выигрывал больше других. Бывало, конечно, что и проигрывал, но редко. Даже интересно, на какую сумму он меня надул?
– Полагаю, львиная доля твоего проигрыша перекочевала в его карман. Послушай, Фрэнсис, я считаю, что нельзя это так оставлять. Самому-то мне нет особого смысла его преследовать, а вот у тебя и у всех остальных определенно получится что-то вернуть. И я сомневаюсь, что теперь ты можешь рассчитывать на Уорлегганов.
– Думаешь, стоит попытаться выжать из него какую-то сумму?
– А почему нет? Он мельник и, можно сказать, купается в деньгах. Почему бы и не заставить его заплатить?
– Эх, жаль, что я не подумал об этом, до того как мы уехали. Мог бы поделиться идеей с другими пострадавшими. Знаешь, что меня беспокоит? Негодяй может сбежать из графства, прежде чем мы что-нибудь предпримем.
– Да, но есть еще его мельницы. Их-то он не бросит.
– Согласен.
Росс прислушивался к голосам Элизабет и Демельзы. Было странно и приятно слышать, как две эти женщины беседуют, ведь ему всегда хотелось, чтобы они стали подругами.
В Тренвите они остановились и зашли выпить чаю. Надо было проведать Джеффри Чарльза и Джулию. И когда Росс вышел из дома с лепечущей что-то дочкой на руках, а Демельза придержала свою лошадь, чтобы взглянуть на малышку, дело уже шло к вечеру, а до Нампары оставалось три мили пути.
– Верити снова все это очень тяжело приняла, – сказал Росс. – За чаем почти не разговаривала. Сидела с таким лицом, мне даже не по себе стало. Слава богу, на этот раз мы во всем этом не участвовали.
– Да, – согласилась Демельза, а письмо в это время буквально жгло ей карман.
Лишь в Тренвите она улучила минуту, чтобы его прочитать.
Когда Росс с Демельзой подъехали к рощице и свернули в долину Нампары, выглянуло солнце. Они остановились, чтобы полюбоваться видом.
– Так не хочется сегодня возвращаться домой, – вдруг признался Росс. – Там меня снова настигнут мысли о бедной Джинни и о том, что я не смог ничего для нее сделать.
Демельза взяла мужа за руку:
– Нет, Росс. Все не так. Дома нас ждут счастье и новые радости. Мне тоже жаль Джинни и всегда будет ее жаль. Но мы не можем позволить, чтобы чужие горести разрушили наше счастье. Не можем, и все тут. Потому что тогда никто и никогда не будет счастлив. Люди не должны быть связаны горем. Разве для этого Господь создал их поодиночке? Мы счастливы. Надо радоваться тому, что у нас есть. Кто знает, сколько продлится наше счастье?
Росс посмотрел на жену.
– Все это – наше, – сказала она. – И мы должны это беречь. По-моему, неразумно выть на луну и сожалеть, что не всем так же хорошо, как нам. Я счастлива и хочу, чтобы ты тоже был счастлив. Совсем недавно все так и было. Я тебя разочаровала, Росс?
– Нет, ты меня не разочаровала.
Демельза набрала полную грудь воздуха:
– Как же хорошо дома. Я больше суток моря не видела.
Росс рассмеялся – впервые после своего возвращения из Лонстона. Уже две недели дул юго-восточный ветер. Иногда море было спокойным и зеленым, а порой – все исполосованным пенистыми волнами. Но сегодня поднялся сильный ветер. Волны шеренгами медленно маршировали к берегу, их зеленоватые гребни подсвечивало солнце, и вся бухта от края до края была исчерчена белыми блестящими полосами.