Деррида

Мне только что передали – что стало для меня совершенной неожиданностью и абсолютным потрясением – некоторые выражения, неоднократно употреблявшиеся Жаном Бофре, которые, если говорить просто, являются решительно, очевидно и вульгарно антисемитскими.

Несмотря на все мое изумление, я никак не могу поставить под сомнение надежность человека, который мне эти выражения передал… Из этого я вынужден сделать следующий вывод, о котором, естественно, должен в первую очередь поставить в известность именно вас: я должен забрать свой текст из этого сборника; мое решение окончательно, но я сохраню его в тайне, и, если вы захотите, мы сможем найти внешний повод, чтобы его объяснить… Текст, который я вам представил, был знаком не только того, что я не вхожу ни в какой «заговор» против Бофре, но и того, что я хотел внести вклад в то, чтобы разорвать некий круг или цикл, который я считал невыносимым… во всем том, что касается… проблемы… Бофре[472]

.

Несмотря на скрытность Деррида, Франсуа Федье вскоре узнает, что «информатором» является Роже Лапорт. Он уведомляет об этом Бофре, который тотчас возражает против этой «поруки… нашептанной клеветы», требуя открытого объяснения. Очная ставка проходит через несколько дней в кабинете Деррида. Бофре, бледный от волнения, решительно отрицает все выражения, которые были ему приписаны, при этом Лапорт оказывается соответственно в положении обвиняемого. Эту встречу он покидает в таком состоянии, что его жена Жаклин спешит предупредить Бланшо, которого эта история «извела» настолько, что он готов прервать свое уединение, в котором прожил уже немало лет. В начале февраля 1968 года Деррида и Бланшо впервые встречаются друг с другом, чтобы вместе обдумать позицию, которой им следует придерживаться[473].

Бланшо не сразу понял, что человек, которого Бофре задел своими высказываниями, – не кто иной, как Эммануэль Левинас. 10 марта, не забирая свой текст из сборника «Выдержка мысли, в честь Жана Бофре», он просит Федье добавить к нему следующее посвящение: «Эммануэлю Левинасу, с которым я уже 40 лет связан дружбой, которая для меня ближе меня самого – в невидимом отношении с иудаизмом».

2 апреля 1968 года Бланшо и Деррида вместе подписывают письмо, которое должно было быть разослано всем авторам сборника. Они объясняют в нем, что после «тяжелого объяснения» они решили оставить свои статьи: поскольку Жан Бофре отрицает, что из его уст прозвучали наиболее спорные выражения, и опровергает интерпретацию других выражений, они не чувствуют себя вправе вынести своим отказом «обвинение столь тяжелое, что оно в то же время означало бы приговор»[474]. Но эти письма, отправленные Бланшо издателю, чтобы он разослал их, так и не дойдут до адресатов…

После этого слишком бурного, по его мнению, периода Деррида хотел бы спокойно поработать. Программа агрегации позволяет ему в этом году вернуться к таким «неисчерпаемым» авторам, как Платон и Гегель. Он пишет Габриэлю Бунуру: «Несмотря на огромный список литературы, посвященный им университетом, всегда остается чувство, что их еще не начали читать. Это, по сути, и есть то, что больше всего меня интересует»[475].

Статьей «Фармация Платона», которая публикуется в двух номерах Tel Quel, зимой и весной 1968 года, в некоторых отношениях подчеркивается новая тональность, более свободная и более откровенно литературная. Первые ее строки станут впоследствии общеизвестными: