Через пять минут любопытство побеждает и я сам тяну к ней правую руку, чтобы проверить, как это работает в другую сторону. Ася вздрагивает, поворачивается, а я левой печатаю: «Не отвлекайся, пожалуйста».
Она улыбается так широко, что даже преподаватель хмурится – готов выписать первое предупреждение. Я завис где-то на середине речи и давно не пишу, но корить себя буду позже. Протянув руку, касаюсь Асиной коленки и наблюдаю за часами. Неплохо, почти дошли до ста ударов в секунду, – заношу новую запись в мысленную таблицу.
Ну это же просто эксперимент.
«Что ты делаешь? Меня выгонят!» – вопит через бумагу Лискина, а сама улыбается.
«А ты не подавай виду», – печатаю я.
«Не могу!»
«А я что поделаю?»
Это весело. Ася хихикает и краснеет, будто я с ней флиртовал, но это совершенно не так. Она может сколько угодно преподавать мне эту науку – все без толку.
Я переплетаю наши пальцы и получаю рекордные 114 ударов – немыслимо. Так вот главный катализатор инфаркта! Вот так просто? Соединенные руки? Это что же за эрогенные зоны в ладонях?
Но у Лискиной еще сильнее краснеют щеки, и она шумно выдыхает. Я ловлю взгляд преподавателя, который следит за тем, что одна моя рука на клавиатуре, а вторая под партой, и вздергивает бровь, но сделать замечание не успевает. Я наклоняюсь и демонстративно шнурую кроссовку. Мимоходом касаюсь щиколотки Аси, обтянутой старыми потертыми джинсами. Работает, но меньше, чем рукопожатие, – 110 ударов. Хотя, возможно, это остаточный эффект от предыдущей фазы опыта.
Простое рукопожатие, какая чушь!
Возвращаясь за парту, провожу от щиколотки Лискиной до коленки. Коленка – по-прежнему неплохой результат. Немного уступает руке.
– Ты что, следишь за сердцебиением? – бормочет Ася.
– М-м?
– Ты… серьезно ставишь эксперимент?
– Тебя что-то смущает? Не хочешь быть испытуемой? – А это определенно флирт. Профессор будет мной довольна. Она сейчас сидит с раскрасневшимися щеками и часто дышит, а
Сердце торжествующе взводит курок, готовое расстрелять разум.
Я поворачиваю к ней голову, и мы пересекаемся взглядами, отчего оба замолкаем. Вижу, как она смотрит на мои губы, ловлю это и отмечаю новое событие, вызвавшее мгновенный укол в области сердца. Делаю то же самое, и это удивительно легко, определенно что-то приятное – наблюдать за чужими губами, потому что моментально возникает желание их поцеловать. Явно обоюдное. Это напоминает взгляд на стакан с ледяной водой в жаркий день, вызывающий невыносимое желание пить.
Я кошусь на часы, но не успеваю увидеть время.
– Лискина, Костров – на выход.
– Ненавижу тебя, – шепчет она, но улыбается и вскидывает бровь, а потом срывается с места, едва не забыв пустую тетрадь.
Я за ней. Цели нет, только путь.
– Ты куда? – Ловлю ее за руку, а она смотрит по сторонам и разворачивается ко мне лицом.
– Не могу сказать, это секрет, – шепчет она мне прямо в губы и тащит за собой.
И стоило бы ее уже отпустить, потому что эта безумная сделает сейчас явно что-то вопиющее, но меня лихорадит, из-за чего путается сознание. Я болен, очевидно же, а Лискина этим пользуется.
Она тянет меня по коридору до гардероба, который ранней осенью почти никто не использует. Ведет туда, в самый конец, минуя пару десятков тонких курток быстрым уверенным шагом, и останавливается в темной каморке за деревянной ширмой.
– Что ты…
– Эксперимент. – Она улыбается, берет меня за руку, разворачивает браслет так, чтобы видеть цифры, а потом встает на цыпочки и без предупреждения крепко целует.
– Черт! – Я сначала говорю это, потом думаю.
А Лискина хохочет мне в губы, не отрываясь от меня ни на миллиметр, забирается на что-то вроде низенького стульчика и становится выше.