Десантура

- Бать… Гудит что-то в небе…

Над головами и впрямь послышался все усиливающийся тяжелый гул.

На аэродроме вдруг тоскливо заныла сирена. Прожектора взметнули свои длинные лучи вверх. Немцы забегали, засуетились. Захлопали зенитки.

- Наши! Смотри! Наши!

В черное, засыпанное звездами небо, неожиданно взлетела красная ракета.

- Огонь! - крикнул комвзвода.

И страх сразу закончился.

Десантники открыли яростный огонь по бегающим фрицам. Те растерялись, не ожидав такой подлости, забегали ещё быстрее.

Из-за спин взлетели ещё несколько ракет, указывая нашим бомбардировщикам цели - взлётную полосу, склады ГСМ, ангары с самолётами, позиции зениток.

- Ну как, Артёмка? Отложило ухи? - перекрикивая шум боя, ткнул сына в плеча старшина.

Тот быстро кивнул в ответ, не найдя секунды, чтобы ответить отцу. Артём выцеливал скакавшего туда-сюда зайцем какого-то ошалелого немца. И лишь с третьего выстрела зацепил того. Немец нелепо взмахнул одной рукой и свалился на землю. Рядом бесновалась на цепи раненая осколком овчарка. И не выла, не скулила, а почти кричала, как человек, от боли и ужаса. А на аэродроме рвали, окрашивая небо красным и оранжевым рвались бомбы.

Внезапно, сбив рогатку заграждения, с аэродрома выскочил, хлопая не прикрепленным тентом большой грузовик.

Артём рванул к дороге, вытаскивая из-за ремня гранату. Размахнулся и кинул, удачно попав под радиатор машины. Грохнул взрыв, показавшийся Артёму, почему-то оглушительнее других разрывов. И в туже секунду сильный удар свалил его в снег…

- Не стой как дурак! - рявкнул ему в ухо навалившийся сверху отец. - А теперь вперёд!

Он, сержант и ещё несколько бойцов помчались к грузовику.

Из кузова выпрыгнул немец в одном кителе, без шинели. И тут же упал, скошенный автоматной очередью. За ним выскочил ещё один. И тоже свалился. Потом ещё один. Туда же!

Кто-то из бойцов схватился было за гранату, но старший Шамриков перехватил его руку:

- Погодь! Обглядим кузов для начала. Артёмка! Глянь! Я прикрою!

Младший сначала полоснул очередью по тенту, потом, привстав на шипящее пробоиной колесо, заглянул в кузов:

- Нет ни хрена! А не… Есть! - Он перелез через задний борт. И через минуту выставил на задний борт какой-то ящик. - Принимай!

- Бутылки тут! - крикнул кто-то из бойцов его отделения, опустивший ящик на снег.

- Разберемся потом! - крикнул Артём. - Хватайте по одной!

Сам же, отбив прикладом горлышко, понюхал и удивленно сказал:

- Вино, смотри-ка… - и сделал большой глоток.

- Я те дам вино! - рявкнул на него старшина Шамриков. - Все матери расскажу. Вино он тут пьет! Ну-ка дай!

И теплая сладкая жидкость потекла в отвыкший уже от еды желудок.

- Бать! - удивленно сказал Артём. - Ты ж не пьешь!

Старший Шамриков утер усы и солидно ответил:

- А я и не пью. Я ем!

И машинально пригнулся, потому как тяжелый осколок басовито прогудел совсем близко.

- Желтые! Желтые, командир, пошли!

И впрямь, над горящим аэродромом снова взлетели ракеты. На этот раз желтые, обозначающие отход.

А наши бомберы, сбросив смертельный груз, нагло и спокойно возвращались без потерь домой.

Без потерь отходила и бригада, если не считать двух легкораненых…

11.

- Да… Тот налет был полной для нас неожиданностью, господин подполковник.

- На то мы и десантники, господин обер-лейтенант.

- Аэродром был практически разгромлен. Но мы его восстановили.

- Я знаю.

- Хотите откушать? - как-то по старорежимному спросил фон Вальдерзее.

- Хочу. Но не буду, - поморщился Тарасов.

- Почему? - удивился немец.

- Если я ещё что-нибудь съем, то могу умереть от желудочных колик. После двухмесячного голодания…

- А чаю?

- От чая не откажусь.

Пока дежурный по штабу суетился с чаем - сволочи где-то стащили серебряные подстаканники, не из Германии же их привезли? - фон Вальдерзее снова завел этот ничего не значащий для войны разговор.

- Все-таки я считаю, что вы железные люди, - вздохнул он.

- Почему? - удивился Тарасов, краем глаза наблюдая за суетящимся денщиком.

- Вы забыли обо всем на свете, готовились к неизбежной и, надо сказать, бесполезной смерти, и все-таки, воевали. И как воевали!

Тарасову это польстило. Признание заслуг - пусть и врагом, а может быть, тем более врагом? - всегда приятно. Но он не показал вида.

- Почему же мы готовились к смерти… Вовсе нет. Вы не правы, господин обер-лейтенант. Мы готовились к победе. И о жизни мы не забывали. Нельзя идти на войну , забыв обо всем на свете.

- Не совсем вас понимаю…

- Все очень просто. Например, во время выполнения бригадой боевого задания, мы сыграли свадьбу.

- Что??? - фон Вальдерзее аж привстал.

- А что? - удивился Тарасов.

- Свадьбу? Это как? Кого? С кем? - в сознании немца не укладывалось то, что на войне можно играть свадьбы. И ещё не укладывалось, что Тарасов так спокойно об этом говорит.

- А что такого-то? Жизнь, она и на войне - жизнь! А женился у нас один лейтенант на переводчице второго батальона.

- С вами что, женщины были?

- Девушки, господин обер-лейтенант. Девушки… Десантницы…

***

- Товарищ подполковник, а товарищ подполковник! - Тарасова старательно тряс за плечо адъютант.

- Немцы? - подскочил Тарасов.