Дети ада

— Не откажусь, — поднялся с ящика тот, прищурившись взглянул на чистое небо. — Благодать-то какая, а? На земле черт те что творится, а на небе чисто, светло.

— Пишут, Трофимыч, что и в атмосфере подлые людишки в защитном от радиации озоновом слое ухитрились больших дырок наделать, — заметил Антон. — Все на земле гомо сапиенс изгадил, теперь и за небо взялся. Только я думаю, Господь Бог не допустит.

— Никак верующий? — подивился Терентьев.

— В вере наше спасение, — туманно сказал Ларионов.

— Редкий день не говорят про экологию, — складывая снасти в ящик, сказал капитан. — Говорят, говорят, а ведь ничего не меняется.

— Французский король Людовик Четырнадцатый в свое время сказал: «После нас хоть потоп!» Так и теперь в нашем мире живут.

— Не нам с тобой, Антон Владимирович, что-либо менять, — усмехнулся капитан.

— Жалко их... — показал глазами Антон на шагавшего впереди сына. — Им после нас жить на этой истерзанной земле.

— Может, они будут умнее нас.

— Трофимыч, ты, пожалуйста, при жене не заводи разговор про оружие и бандитов, — попросил Антон.

— Как там в мире — не знаю, а здесь денек-то какой! — будто не слыша, сказал Терентьев. — Порыбачим попозже?

— У меня с десяток живцов на щуку поставлено, — кивнул на дальний берег Антон. — После обеда проверим. Нет-нет щучку и сниму.

Скрипя валенками, они шагали по старым следам. Снег на озере был неглубокий, кое-где метель слизала его до стеклянного блеска. На берегу, приложив козырьком варежку ко лбу, на них смотрела Зинка-почтарка. Она была в серых солдатских теплых штанах и ватнике. Желтой с провалившимся ртом морщинистое лицо было угрюмым. У ног ее ведра с коромыслом.

— Не досаждает эта тараторка? — негромко спросил капитан.

— Иногда гавкает со своего двора, да мы внимание не обращаем.

— Ей дали за убийство мужа три года условно, — сказал участковый. — Пустой человек был ее муженек, пьяница и вороватый. На суде она сказала, что когда ты тут строился, он воровал у тебя доски, вагонку, шифер. Не для себя, конечно, продавал на сторону.

— По сравнению с ней он был ангел, — проговорил Антон. — А то что бездельник... Так я погляжу здесь мало крепких хозяев. Почти всех коров распродали, держат мелкую живность для себя, чтобы ноги с голоду не протянуть.

— Нужда припрет — займутся сельским хозяйством и животноводством, — сказал Терентьев. — Есть-пить-то надо? Раньше все в магазинах брали, скотину кормили почти дармовым хлебом, а теперь буханка ого-го сколько стоит!

— Все равно берут мешками — кур-то и свиней надо кормить? А Зинка недавно телушку купила. Надо сказать, что работы она не боится: с утра до вечера суетится, что-то делает. Одна беда: нет рядом мужика, на которого можно наорать. Теперь по полчаса костерит в хлеву свиней, телушку, да все отборным матом!

— Антон, а кто был там в Великополе с тобой на квартире у этих бандитов? — негромко поинтересовался капитан... — Один бы ты с ними с тремя не справился, хоть и богатырь. Они тоже ведь лыком не шиты. И потом видели соседи вас двоих. Тот, кто был с тобой, получил ножевое ранение. Кто это, Антон Владимирович?

— Мой хороший друг, — Антон остановился и повернул к нему усатое лицо. — Мы вместе с ним служили в десантном полку. С тех пор и дружим. Кстати, он сродни тебе по профессии: преследует в Питере всякую мразь и сдает в милицию.

— Дружинник?

— Бери выше: частный детектив! — улыбнулся Антон. — Работает в агентстве.

— Разве у нас есть такие? — искренне удивился Терентьев.

— Думаю, что и в Великополе откроется такое. Что же делать, если вы не справляетесь? Мы с ним вам сдали целую банду, а что получилось — главаря дядю Володю отпустили, Пашка-Паук, наводчик и ворюга, на свободе?

— Это суд так решил, — заметил Терентьев. — На Пашку много жалоб: он с фермы все тащит, залезает в дачи, но хитер, паскудник! С поличным не взять. Скользкий как угорь.

— Нигде не работает, ничего не сеет, не сажает, даже курицы на дворе нет, а каждый день пьяный, — сказал Антон. — Зачем он живет? Кому такая личность нужна?

— Таких много у нас, Антон Владимирович. — Твой-то дом сейчас обходит стороной?

— Он и в своем-то редко бывает. Я думаю, он боится дядю Володю. Тот ведь знает, что он их заложил.

— Ему тоже дали два года условно, — сказал Степан Трофимович. — Не будешь ведь с судом спорить? Я считаю, что места Пашки и этого дяди Володи в тюрьме.

— И я так считаю, — буркнул Антон. Как заговорили о Пауке, он сразу помрачнел. Неприятно было даже вспоминать о нем. Маленькая деревня Плещеевка, а в ней живет Зинка-убийца и вор Пашка-Паук. Неужели везде так? Про большие города уж и говорить нечего — там каждый день что-то происходит: убийство, ограбление, изнасилование.

— Пашка — конченый человек и не долго ему гулять на воле, — сказал участковый.

— Пока вот гуляет и в ус себе не дует! — поддал носком валенка ледышку Антон. — И смотреть мне на него тошно, Степан Трофимович!

3