Дети ада

Машины они купили, погрузили их на платформы и отправили с охранником в Санкт-Петербург. С капитаном торгового флота пришлось много пить и перед самым отъездом Бобровников вдруг узнал от пьяного капитана, что Болтунов заплатил ему двадцать пять тысяч, а документы оформил на 35 тысяч. Ну, и конечно, выпивка за счет продавца... Александр Борисович навел справки в ГАИ, потолковал с другими капитанами, с которыми имел дело Пал Палыч, и выяснил, что на этих сделках тот выручил для себя около сорока тысяч рублей. За эти деньги он приобрел себе вполне приличный «БМВ».

Возвращались они в мягком купе скорого поезда, довольный сделкой Пал Палыч много пил и не умолкал ни на минуту. В Архангельске он купил несколько бутылок коньяка и копченой колбасы. Бобровников не поддержал компанию, у него побаливал желудок.

— Я ведь с тебя не высчитаю за коньяк, — снисходительно заметил Болтунов. — Пей, закусывай.

— И сюда жулье с Кавказа добралось, — поморщился после первой рюмки Александр Борисович. — Коньяк-то липовый!

Пал Палыч делал вид, что коньяк хороший — как же, он заплатил за него, да и не любил в дураках оставаться — пил, похваливал и рассказывал о своих любовных похождениях, хвастался, что последней его любовницей была одна из красивейших девушек Ленинграда, но вот пришлось расстаться: не мог на ней жениться — не было развода со второй женой, а красотке подвернулась выгодная партия — вышла замуж за мелкого коммерсанта из какой-то совместной фирмы. У ее жениха был «Мерседес», он пленил ее богатыми подарками и красавица дала Пал Палычу отставку, но он еще за нее поборется... И уж очень напирал на то, что себя, Болтунова, он и рядом не может поставить с этим торгашом! Но какова сущность женщины: любя его, а в этом Пал Палыч не сомневался, ушла к другому, вернее, продалась в рабство ради денег, подарков, «Мерседеса»... Вот он теперь тоже имеет машину. Нет, подобного предательства он не простит. Пару раз звонила, сожалела о случившемся... Но изменять своему торгашу не захотела... Конечно, он мог бы настоять, увести куда-нибудь, хотя бы к знакомому художнику в мастерскую. Для подобных дел у него всегда хранится ключ.

Бобровникову было ясно, что самолюбивый Болтунов уязвлен этой изменой до глубины души. Когда он обо всем этом рассказывал, его бледное, будто золотушное, лицо искажалось злостью, а смех был желчным. Вот только есть ли у него душа? Александр Борисович был убежден, что этот человек — сатанист. Поклоняется темной, нечистой силе...

Бобровников поинтересовался, мол, поставил ли Пал Палыч в известность Глобова насчет собственной машины? Тот небрежно ответил, что он звонил шефу домой и советовался с ним о каждой сделке. И на все получил добро. Спал Болтунов на нижней полке — в купе они ехали вдвоем — не раздеваясь, от него неприятно пахло. Александр Борисович заметил ему, что в купе тепло, стоит ли в одежде на чистых простынях спать? Пал Палыч сделал вид, что не расслышал. Он вообще все делал так, как только ему хотелось. С чужим мнением никогда не считался. Часто повторял, что он все умеет делать, ремонтировать, планировать, однако когда заклинило на окне штору, ничего так и не смог сделать. Его ровный тягучий голос раздражал Бобровникова. Он уже узнал всю биографию Болтунова: закончил в шестидесятых годах Институт культуры имени Крупской, работал художественным руководителем в Домах культуры, потом перебрался в городское Управление, завязал полезные связи, вскоре вступил в партию — иначе на такой работе далеко не продвинешься — а когда началась перестройка, за месяц до запрещения и роспуска партии, вышел из нее, перекинулся к демократам, но те не простили ему нескольких громких выступлений в газете против леворадикалов и поборников сионизма, а партийные деятели, переметнувшиеся в сферу экономики и бизнеса, тоже не простили предательства по отношению к ним и хитроумный Болтунов оказался в сложном положении, стал не нужен ни нашим, ни вашим. Случай свел его с Глобовым, он сумел понравиться миллионеру и вскоре стал его помощником и советником...

Бобровников понимал, что разоблачить Болтунова будет нелегко, тот так ловко обтяпывал свои коммерческие делишки с капитанами, что подкопаться было трудно. Он и им сумел задурить за коньяком в ресторане головы. Сделки совершались один на один, деньги выкладывались, как говорится, на бочку. Глобов не терпел жуликов в своем огромном хозяйстве, даже привлекал для их разоблачения частных детективов и тот, кто вылетал из фирмы, долго не мог устроиться в бизнесе. Крупные воротилы поддерживали связи друг с другом. Какой бы сам по себе бизнес не был жульническим и спекулянтским, миллионеры не терпели жуликов и пройдох. Обманывай поставщиков, потребителей, но не смей жульничать среди своих. Это не прощалось. А Болтунов самым бессовестным образом надул своего благодетеля и эта мысль не давала покоя Бобровникову. Были у него и еще веские причины ненавидеть Болтунова...