Дети ада

Приняв решение, Паук стал действовать: отыскал в доме крепкую пеньковую веревку, насмолил ее, взял спички, написал записку Надюхе — своей великопольской сожительнице, даже посулил оставить ей весь дом, но знал, что дальние родичи не позволят занять его. Скорее сожгут, чем чужому человеку отдадут. Да и дом-то одно название, в подвале грибок нижние венцы почти полностью сожрал, крыша течет, в комнате старая источенная жучком мебель, подсобные достройки развалились, на дворе ни одной животины. Недавно, наверное, с голодухи подохла хромая собачонка. А кошка еще раньше ушла.

Костер разгорелся, от него шел жар, веревка надежно закреплена на толстом суку, просмоленная петля покачивается над головой, осталось лишь подбросить в огонь побольше сухих поленьев и ветвей, заранее приготовленных и — наверх... Смерть от петли самая безболезненная, рванет за шею и все. А костер нужен, чтобы сжег он его Пашку уже мертвого. Зачем людям доставлять лишнее беспокойство? Похороны, поминки, гроб... Теперь гроба-то не достать. Надюха говорила, что в Великополе обыкновенная сосновая домовина стоит больше тысячи. Кто за него заплатит такие деньги? Он все заранее вымерял, рассчитал. Когда наденет на шею петлю и выпустит из рук нижний сук, то в аккурат будет качаться над костром. Боли от ожога он уже не почувствует. Эх, надо было бензинчику украсть с какой-нибудь машины! Вылил бы на себя и тогда получился настоящий крематорий...

Мысли Пашки-Паука текли ровно, страха не было, он знал, что хорошо просмоленная петля вмиг оборвет дыхание, отключится сознание, а огонь довершит его бренное существование на этой земле. Пусть прах его останется тут, в лесу. Всплыло в сознании понятие Бог... Родители верили в Бога, свято блюли все религиозные праздники, но Пашка после их смерти все иконы продал в Великополье и деньги пропил. Так что он на рай, если и есть такой, не рассчитывал. За всю свою тридцатипятилетнюю жизнь он ни разу не перекрестился, а если и поминал Бога, так в забористом мате. Кроме Бога есть еще и Сатана — он и покровительствует ворам и бандитам. Значит, своих грешников не оставят бесы в беде и на том свете...

Где-то высоко в небе пролетел самолет, над соснами и елями расползалась в голубом небе широкая белая полоса, оставленная им. Снова простучал дятел и надолго замолк. Для него, Пашки, навсегда. Жалел ли он о том, что сейчас должно случиться? Он даже не знал. Надоело ему по утрам маяться похмельем, ломать гудящую башку мыслями о том, где раздобыть бутылку? Ради нее он готов был в этом состоянии на все. Когда в подаренной дядей Володей бутылке не осталось ни капли, Пашка уже знал, как все произойдет, где и в какое время. И с той минуты он все делал как автомат: без колебаний, без сбоев, без сомнений. За всю свою жизнь он не прочитал до конца ни одной книжки, да их и не водилось дома. Родители даже газет не выписывали. Почему-то вспомнилась школа, кажется, это тоже было в марте много лет назад. На печке под ватником в квашне бродила брага для самогона. Родителей дома не было и он, Пашка, третьеклассник, забрался на теплую печку с эмалированной кружкой и стал черпать и пить сладковатую желтую бражку. Не помнил как дошел до школы, сел за парту и проснулся лишь когда рассерженный учитель несколько раз сильно встряхнул его за шиворот... Пил с тех пор как себя помнит. Пил отец, пила мать, пили все в Плещеевке, кроме разве Зинки-Почтарки. Иногда вся деревня гуляла по два-три дня. В хлевах орала некормленная скотина, не дымили трубы. Смурные мужики и бабы бродили от избы к избе и пили мутный самогон стаканами... Пьяным Пашка чувствовал себя значительной личностью, что-то говорил мужикам, спорил, но никогда не лез в драку. Засыпал где придется, раз даже проснулся ночью облеванный в сортире и понял, что на него кто-то помочился... Обычно наутро мало что помнил. Утром одна-единственная мысль набатом стучала в гудящей голове: где опохмелиться? Не найдя у соседей, лез в дома к дачникам, взламывал двери в конторах и колхозных кладовых, хватал что поценнее и за бутылку отдавал краденное тому, кто ее выставлял. Не жалел за выпивку ни своего, ни чужого. Сколько кур из дома перетаскал приезжим рыбачкам, лишь бы преподнесли стаканчик... За всю свою жизнь он ничего не нажил, не приобрел, ходил оборванный, небритый. Сразу после смерти отца — он умер вскоре после матери — пропил все нажитое родителями...