Дети ада

— Не скажи, пампушечка, — вдруг и впрямь опечалился Кошкин. — Меня так на днях напарили, что до сих пор не очухаюсь...

— Расскажи, пролей бальзам на мою душеньку, а то я думала, что только я одна такая невезучая!

— Купил я у одного знакомого мужика на сто тысяч долларов, — начал он. — Не первый раз с ним дела имеем. Ни я его, ни он меня не лечил... Спрятал зелененькие в чулок, а тут вскоре они понадобились. Я отстегнул их хорошему крутому дядечке и на радостях даже запил на недельку... Как-то вечерком заявляется ко мне этот дядечка с двумя амбалами под потолок, морды бандитские, молчат. И дядечка мне заявляет, что доллары-то фальшивые, все как один! Я туда-сюда, мол, ничего не знаю, уже время прошло, может, ты их подменил? Амбалы зашевелились... В общем, я сто тысяч вернул, а с этими фальшивками кинулся к приятелю, у которого купил. Он мне то же самое глаголит, что я дядечке... Время прошло, откуда я знаю чьи эти доллары фальшивые? Я, мол, их брал за настоящие... Есть такие ребята, что занимаются разборками — мы оба к ним. Послушали меня, приятеля, содрали с нас двадцать процентов от ста тысяч и фальшивые доллары конфисковали. Вот так, пампушечка, я погорел на сто тонн с пятью нулями. Что твои потери! Чепуха.

— Для тебя, может, и чепуха, а для меня — нет, — отрезала Лола. — А вообще, вроде бы на душе и впрямь стало полегче. Вот ведь как устроен человек! Другому худо и тебе глядишь легче...

Кошкин был в курсе всех Лолиных бед. Ей пришлось даже продать кое-какие вещи, чтобы продержаться две недели. Вместо того, чтобы блеснуть нарядами перед подружками, похвастаться своей жизнью за рубежом, пришлось ходить в старом, что в Питере осталось. Пришлось тряхнуть стариной и снова приглашать к себе «гостей» с Кузнечного рынка. Один такой перекупщик в коричневой дубленке и белых ослепительных кроссовках угостил ее французским коньяком, нежной семгой и еще наградил триппером. Тысячу содрал знакомый венеролог, чтобы ее вылечить. Правда, вылечил за один день, исколов всю задницу и заставив над ним ротиком поработать... А когда Лола усомнилась, что здорова, нахал предложил трахнуться без презерватива с его приятелем, что смотрел на нее масляными глазами еще в его кабинете. Лола отказалась.

Она уже и не чаяла, как поскорее убраться из Петербурга. Город к весне совсем запаршивел, у них во дворе не убирали по полмесяцу мусорные баки — смердело так, что форточку нельзя было открыть. Люди бродили по улицам мрачные, злые, правда, очередей стало меньше, а в магазинах в марте появились продукты, но зато какие цены! Даже она, Лола, привыкшая тратить не считая, ужасалась им. Подруги все равно ей завидовали, любая из них готова была выскочить замуж хоть за африканского крокодила, лишь бы уехать из этой несчастной распадающейся страны. Им-то чего жаловаться? Лола сама видела по телевизору, как показывали, правда, только сзади шестнадцатилетнюю проститутку, у которой на сберкнижках накоплен ровно «лимон», то есть миллион... Один Лолин знакомый, какой-то малоизвестный поэт по этому поводу сказал, что все питерские литераторы вместе взятые не смогут и за год заработать литературой столько денег!.. Скорее всего проституточка с бронзовыми волосами — она еще учится в школе — обслуживала иностранцев за валюту, а потом продавала ее по нынешнему курсу. У россиян столько не заработаешь, уж это-то Лола на собственном опыте убедилась. Этот чернявый южанин с Кузнечного рынка накормил, напоил, триппером наградил, а денег ни копейки не дал... А что взять с бедного русского?..

Встречались ей на улице и молодые люди, на лицах которых светилось довольство. Модно одетые, сытые, громогласные они пили дорогое баночное пиво, выбрасывая тару в урны, покупали видеокассеты, коньяк, ликеры. Процветали и мордастики, торгующие на улицах пивом, водкой, книгами. Но все равно таких немного, зато нищих в метро, подземных переходах появилось много. Шныряли с детишками и разным барахлом цыганки. Гремели оркестры, некоторые с шапкой у ног пиликали на дудочке, на груди многих плакаты, мол, подайте Христа ради, на лечение ребенка, похороны матери... Месяц не было Лолы дома и столько кругом перемен! И перемен для простого люда убийственных.

— Счастлива, что возвращаешься к Мартину? — спросил Сережа, убавляя громкость играющего с самого Питера стереомагнитофона.

— Что такое счастье, Сережа? — горестно вздохнула Лола. — Ехала домой из Финляндии, душа радовалась и сразу напоролась на гнусное жулье.

— Жулья, воров, бандитов у нас тут хоть отбавляй... Каждый день кражи, убийства, изнасилования... И что интересно подавляющее большинство преступников из других республик. Специально приезжают в Россию грабить русских! И терпят русачки, все терпят, власти уже не боятся народных бунтов. Всех бунтарей еще Ленин со Сталиным под корень вырубили, а остались поколения терпеливых, покорных, безответных... Эти все стерпят.

— Да знаю я, — ответила Лола. — Ты вот заговорил о счастье, а в чем оно, Сережа? Вот у тебя «Мерседес», дом полная чаша, хорошая жена, бабок и валюты завались, счастлив ли ты?