– Так в Ираке чехарда еще больше. Американцы вышли совсем, у них своих проблем по горло. Суни с шиитами тут же сцепились, им сейчас не до нефти. Режут кого попало. Ну, я руки в ноги и сюда. Это еще не самое прикольное. Иранец объявил, что сделал наконец-то атомную бомбу, да не одну, а много, да не малой и средней дальности, а чего покруче. И горит, значит, желанием возжечь всемирный джихад. Собирается для начала уронить парочку на Израиль, но понятно, что если на Израиль ронять, то надо тогда уж сразу и на Америку, а для верности и на ЕС… Короче, дрожим и ждем финала. Мы уже к тебе собрались всем кагалом, думали, приютишь ты нас, бедных, в царских чертогах, или пошлешь обратно на землю помирать от страшной лучевой болезни…
Тут он, наконец, заметил, что со мной что-то не так, и замолчал. В опустившейся на комнату тишине я протянул:
– Та-ак. Воет, значит, ведьма в Железном Лесу, грядет Рагнарек. Волк Фенрир пожирает солнце, змей Ермунгард сушей закусывает…
Ингри удивленно моргнул:
– Ты чего, Ингве, серьезно перепугался? Мы ж не хотели, извини. Сколько уже было таких кризисов, все живы пока.
– Всё? Изложили приятные новости?
Я прошел к креслу, согнал с него расположившегося там юного араба, вытянул ноги, руки на подлокотники возложил: ну прямо государь Дьюрин во время церемониала освящения нового горна – и говорю:
– Теперь послушайте, что я вам скажу.
И рассказал. Рассказал, что никакой я им с сегодняшнего дня не князь, не бог и не герой, поэтому – подчиняться вы мне не обязаны, вольному воля, невольному – тоже воля, идите, короче, ребятки, на все четыре стороны и не поминайте лихом.
Они выслушали. Тихо выслушали. Внимательно. Как будто и не самозванец с ними беседует, а истинный наследник дьюринова престола. Когда я закончил, переглянулись. Долго переглядывались. Так долго, что Юсуфик успел было открыть пасть и вякнуть:
– Так кто же, Ингве, настоящий ваш… – но тут Нили быстро охолодил его крепким подзатыльником.
Наконец ребятам надоело играть в гляделки, и все, как по команде, уставились на меня. Заговорил, к моему удивлению, Ингвульф. Я-то ожидал, что первым выскажется языкатый Ингри, но тот скромненько помалкивал во втором ряду. И вправду, что ли, конец дней настает…
– Ингве, – сказал мой капорежиме. – Ты редкостный дурак.
– Спасибо. Это я уже слышал. Причем неоднократно.
– Так послушай еще раз. Неужели ты думаешь, что все мы за тобой пошли из-за какого-то титула? И в Хьяльмара с Орвар-Оддом мы, по-твоему, играли только потому, что ты – наследник князя и князь?
– Да при чем здесь Хьяльмар?
– При том. Мы же побратимы, князь. Не дергайся: что тебе мать сказала, то между тобой и благородной Инфвальт. А венец тебе все же принимать придется.
– С какой еще радости?
– А ты подумай башкой, Ингве: кто, кроме тебя?
Тут я расхохотался. Невеселый это был смех.
– Кто? Думаешь, желающих мало? Да любому из моих братцев только протяни Нидавель-Нирр – с руками оторвут. А если и не они, Хродгар зубами вцепится. Он давно на дедово место метит. И правильно – отец его Глойн Дьюрину был племянником, сестриным сыном. Все права на престол у него…
– Это так, князь. И именно поэтому никакого венца им давать нельзя. Да ты представь, что в Свартальфхейме начнется, если ты от престола отречешься. Ведь будет, брат мой Ингве, война. Посмотри вокруг: тебе этого хочется? Чтобы не только в Митгарте, но и в Нидавеллире бомбы мастерили? Ну, что же ты замолчал? Давай, расскажи нам, как хорошо будет делить дьюриново наследие под бомбежкой.
И что я на это мог сказать? Ничего. Почему, Хель меня забери, я всегда и во всем остаюсь в дураках, и последнее слово – вечно за кем-то другим?
Когда ребята Ингвульфа убрались на стрелку с людьми Касьянова – я уже и не стал спрашивать, что они там на пару с органами в охреневшей Москве проворачивают – а Юсуфик с новым другом умотали по магазинам, в квартире остались только я, Нили и Ингри. Нили удалился на кухню, запихивать в посудомойку тарелки (перебив из них половину) и варить свежий кофе. Ингри остался со мной в комнате. Я подошел к окну. Балконную дверь плотно прикрывали жалюзи, но даже из-за них пригревало. Я порылся в кармане, уныло оглядел смятую пачку.
– Под диваном твои сигареты, – сказал Ингри.
Я залез под диван. Новая пачка нашлась между старым носком и маленькой деревянной лошадкой (откуда, асы и альвы мои, откуда?). Я вытащил лошадку и вручил Ингри. Тот обрадовался:
– О, а Юсуфчик ее полдня искал.
Я не стал спрашивать, зачем арапчонку понадобилась коняшка. Лучше не знать. Многого, как я понял за эти дни, лучше не знать.
– Ты бы вышел в спальню, – предложил я Ингри.
– Нет, я от двери посмотрю.
– Интересно тебе?
– А то как же.
Ингри спрятался за дверью – только острый нос торчал. Я заорал: «Нили, посиди пока на кухне» – и распахнул занавески. Потянул вверх жалюзи. Откинул шпингалет. И вышел на балкон.